Хотелось бы отметить, что здешняя камчатская древняя корякская и чукотская народная медицинская традиция многое впитала и многое вобрала в себя из опыта соседней тибетской медицинской школы, корейской медицины и даже всей русской народной традиции, так как, начиная с 1695 года, русские путешественники, купцы, исследователи постоянно посещали и затем обживали эти места и тесно соприкасались и, понятно, жили вместе и не единожды создавали смешанные браки, что служило более глубокому проникновению опыта одного народа и не только в медицинскую практику другого этноса.

Описывая Камчатку, Крашенинников С. П. в 1756 г. писал: «лучший запас тамошних жителей орехи сланца, которого как по горам, так и по тундрам великое довольство…»

«…Казачье житье на Камчатке, — продолжал он в своем „Описании земли Камчатки“, изданной еще при его жизни в 1756 году в Санкт-Петербурге, —не разноствует почти от камчадальского, ибо те, как и другие питаются кореньем и рыбою, и в тех же трудах упражняются». Тем самым, один из русских внимательных дотошных учёных Крашенинников С. П. своим наблюдательным глазом четко подметил, как глубоко переплелись культуры всех пришлых, как бы мы сказали сегодня казаков и всех воинов с материка и, рожденных здесь коренных коряков, чукчей, ительменов, лауроветланов, олюторов, нымылан и понятно, что при таком переплетении они друг друга взаимно обогащали и дополняли.

В «Известиях о Гижигинской крепости» князь Александр Шаховский, описывая жизнь в 1742 году в Акланском остроге на реке Оклан, описывает случай отравления кореньями, сообщая нам: «…у Енисейского два человека кореньями объелись…».

Медицинские традиции жителей Олюторского района Корякского автономного округа переплелись и с материковым опытом народов, дошедших в свое время сюда в 1767 году их называли олюки или старые юкагиры, как пишет современник в журнале «Северный архив» 1822 г. №13 с. 163, они бежали по преданию с матерой земли к северу. Так, одни народы, перемещаясь к северу с собой несли с юга и теплых регионов и богатую опытом народную традицию врачевания в эти регионы и далекие от европейской части России места.

Понятно, что человек видя клинику развития отравления кореньями, учился различать съедобные и полезные от вредных им ядовитых, но полезных для промысла зверей и даже громадных морских исполинов какими были в те времена киты.

В проекте организации Дальневосточной экспедиции в 1725 г. якутский казачий голова Шестаков А. Ф., отмечал, что русские служилые люди, изучавшие Дальний Восток и Камчатку имеют ограничения в питании «питаются рыбой и травою, кореньями, сосною, а другова припасу хлебного нет, и не родится» (ЦГАДА, ф.248, кн.690).

Весной 1733 года Казанцев в 35 пункте своего отчета писал об охотских жителях «…прежде всего и ныне живут на рыбе, на ягодах и на кореньях и на привозном из Якутцкова хлебе, а хлеб купят драгою ценою…» (ЦГАД, ф. 248, кн.7312, л.300).

Понятно, что в поездках за хлебом, коряки и чукчи не только торговали добытой зимой ими пушниной, но и приобретали опыт лечения различных болезней.

В «Описании якутов, их происхождении, населении страны Ленской, внутреннее их управление, покорениях под власть России, благосостояние нравы и обычаи» в Северном архиве за 1822 г. в ч. З-ей приводятся данные, как же якуты лечились и чем болели: «…из опытов известно, что северные страны весьма здоровы и многие якуты привыкли к их климату,… Когда случатся болезнь, то пренебрегают пособиями медицины и довольствуются призванием шаманов, в чем они (т.е. якуты) сходствуют съ древними татарами и монголами, которые не знали никаких других врачей, как волхвов своих и шаманов…