Я была счастлива и в то же самое время грустила и плакала. Не знаю, что там происходит с гормональным фоном, но психологически я бы объяснила это так. В моей жизни произошло тектоническое преобразование, когда за несколько дней полностью сменились уклад и образ жизни. Изменилась моя позиция в структуре собственных жизненных приоритетов. Эти перемены были желанными, к лучшему. Но в то же время жизнь стала физически сложнее и на меня упал тяжеленный ментальный груз: ухаживать, хранить и оберегать жизнь маленького человека, который сам пока не может ничего и которому круглосуточно нужен рядом вовлеченный взрослый. В семье появился новый соучастник, маленький, бесконечно любимый и сверхценный, и все это нужно было переварить. Мне открылась новая палитра сильных чувств, некоторые я ощущала впервые в жизни. При этом я была накачана гормонами изнутри, а мое тело было в полном раздрае и тоже перестраивалось после резких изменений. Плакать – это наименьшее доступное и самое правильное, чего в этой ситуации хотелось, что можно и нужно было делать.
А еще с рождением ребенка тебя окутывает доселе незнакомый первобытный экзистенциальный ужас! Это похоже на пропасть, о существовании которой ты знала, видела фото, слушала рассказы. И вот теперь стоишь на самом краю этой бездны, смотришь вниз и ужасаешься. В твою жизнь пришел ребенок – новая, уникальная личность, которой до этого не было. Где он был до этого? Он пришел из небытия. Из того небытия, куда почти десять лет назад ушла моя любимая бабушка. Из того небытия, откуда не возвращаются. Он – из другого мира. Нарния, рай, звездная пыль – называйте как хотите, он оттуда. И своим приходом он подвинул тебя на ступеньку ближе к финальному небытию, к которому ты непрерывно идешь каждый божий день. А тебе ведь столько еще нужно сделать до последней ступеньки. Но это подождет. Сейчас это потустороннее существо, твой новорожденный младенец, – самое главное, что есть в этом мире. Твоя миссия – хранить его покой и здоровье. Он – сокровище. А ты – оболочка, которая дала ему жизнь, и теперь отцветаешь. И когда ты это все осознаешь, становится трудно дышать. Но дышать нужно, и плакать, а утром вставать, и ночью вставать тоже, и делать все, что велят биологическая и гендерная программы, а потом повторить, и еще раз, и еще, и еще…
Материнство и агрессия
Муж уехал на дачу отдыхать от нервотрепки, связанной с родами. Последние недели он сам себе стирал, готовил чебупели и носил мне в роддом клубнику с черешней. Вместе с другом он купил коляску, которую я предварительно долго выбирала: нашла только пару моделей, которые проходили в наш узкий дверной проем. А в это время на даче мужа ждали друзья и пляжный футбол.
Я же не могла взять отгул от своего новорожденного материнства. Да и не хотела. И осталась дома в Петербурге вдвоем с Машей. Мне так интересно было броситься во все это с головой: пеленки, подгузники, бодики, соски, грудное вскармливание и стрижка ногтей на крохотных младенческих пальчиках. Я чувствовала себя женщиной Альмодовара и действительно была ею.
Испанский режиссер Педро Альмодовар создал в своих фильмах образ женщины сильной, не сидящей сложа руки, но действующей. Его женщины всегда на высоте ситуации, даже тогда, когда проблемы валятся на них пачками, даже тогда, когда они на грани нервного срыва.
Педро бы мной гордился! Мне не нужна была помощь мужа. Я была для своей младеницы вселенной. Ей было достаточно меня, а мне – ее. Никто не мог мне помешать наслаждаться долгожданным временем с моей восхитительной маленькой дочкой.