«Вы видели на том берегу пруда церковь. Так там усадьба стояла раньше, и жил помещик по фамилии Богданович. Вот про его деда мужики рассказывали, что жил тот совсем один, только кот, петух и Богданович. Кот на солнце грелся, голенастый петух красиво ходил, а Богданович их кормил и любил смотреть, как Кот раскинулся на солнце, а Петух по двору вышагивает.
Однажды выглянул Богданович из окна, а во дворе два петуха. Один прежний, а другой, как две капли воды, похожий на Кота. Понял он, что Петух соблазнил Кота тоже петухом стать. Зернышек обоим насыпал и пошел отдыхать.
На следующий день смотрит, а на дворе два Кота. Один прежний, другой, как две капли воды, похожий на Петуха. «Ага», понял Богданович, положил обоим котам по рыбке и пошел отдыхать.
На третий день смотрит, по двору гуляет Петух, точь в точь – Кот прежний, а Кот переливается таким цветом, как прежний Петух.
Завидно стало Богдановичу, и решил он превратиться… только в кого? Пока решал и сомневался, голова его сделалась петушиной, а вместо рук – лапы кошачьи. Долго смеялись Кот и Петух над Богдановичем. Потом Кот исчез куда-то, и вдруг из дома выходит Богданович.
Ну, и как? Новый Богданович на самом деле Кот или Петух?»
Я и Лизанька кричали в один голос, я – «кот», Лиза – «петух», к большому удовольствию Тимофея.
Не наю, что тут правда, но Богдановичи тут жили, одна старуха маме подтвердила. В некоторые дни Тимофей, если ему скучно станет, много чего рассказывал, и про то, как Ваня женился, и как лошадь на крыше у него жила. Последнюю сказку я у Афанасьева читала, а первую не нашла.
Сама Тоня за двоих-троих тянула хозяйство, часто пробегая мимо нас, бездельников, и останавливая наше внимание здоровенной задницей.
грибы
Если в какой-то день набиралось много дачного народа, то большая компания отправлялась за грибами. Кузину Лизаньку не брали по причине незрелого возраста, хотя на самом деле боялись возможного скандала: лишить ребенка общества душевных друзей было невозможно.
Самым испытанным и искусным грибником всегда показывал себя дед Миша, муж бабушки Дарьи, нашей здесь главной воспитательницы – он приносил самые большие корзины грибов. Однажды двое суток не возвращался. Никто не волновался, но мне казалось, когда он, вернувшись, подходил к дому, что папин папа подлинный Будда. Я насчитывала ему больше ста, а возможно и двухсот лет, и в таком возрасте ночная жизнь в лесу кому же другому может быть под силу. Их союз с Дарьей полнился противоречиями. Она светская женщина, он – Будда. Примерно, как Софья Андреевна и Лев Николаевич.
И вот большой компанией выходим из дома. Дорога идет через ячменные, потом овсяные поля. Сквозь стебли просвечивают яркие звезды васильков, вдали волнуются пшеничные поля, а еще дальше виднеется башня МГУ.
Начинался лес белоснежной рощей берез. Тут должны были расти белые, но показывались не всегда. Дальше выходили к нам подберезовики, подосиновики, лисички, наконец, на худой конец, трухлявые сыроежки: красные, лиловые, коричневые. Подальше, сильно подальше, начинался огромный запущенный сад, а в нем заросли свинушек. Если уж добрался до сада, то потащишь домой несметное множество светло-бежевых толстеньких грибков, это на засолку.
И вот садимся перед большой сковородой за большой стол: мелюзга и бабушка Даша. Грибы с картошкой – ничего себе, много-то не дадут. В это время с улицы слышится призыв: Лизка!! Потом опять: Лизка! Все замирают, и Дарья Дмитриевна негромко говорит: «нет ее». Ксения громким, строгим голосом повторяет: «Ее здесь нет». Баба Даша усмехается: « Ловко у тебя выходит».