– Но я смею напомнить, что он болен, граф, – пытался я задобрить Белорда.

– Боюсь, это не отменяет того факта, что мне нанесена рана, даже и от больного на голову дурака. Но, я думаю, – продолжил граф и его глаза сверкнули, – архимаг, что я мог бы забыть об этом… хм… скажем… за уплату морального ущерба. И это только потому, что я столь великодушен и потому что он ваш друг, архимаг.

– И сколько угодно будет вашей милости за причиненную вам рану моим несмышленым другом? – как можно учтивее продолжал я.

Граф молчал. Он все смотрел на меня своими черными глазами-бусинами на жирном лице. Затем легкая ухмылка появилась на его губах, и он молвил:

– Двадцать пять золотых, и я забуду об этом пренеприятнейшем инциденте, любезный архимаг.

Я не ответил и полез в сумку на поясе за кошелем. Отсчитав указанную сумму, я оставил ее в кожаном кошеле и протянул его дворецкому, остальное спрятал в сумку. Дворецкий передал графу кошель и тот с довольным видом подозвал к себе одного из стражников, что стояли по темным углам зала.

– Проводите архимага в казематы и выпустите бедного болезного, – ответил граф и, спустившись с помоста, кротко кивнул мне. Я ответил ему полноценным поклоном и тогда отправился за стражником. «Напыщенный дурак!» – подумал я про графа, но кинуть проклятием не решился.

Меня сопроводили в тюрьму. Тюремщик сильно удивился, вновь увидев меня, но ничего не сказал, лишь отворил решетку. В сопровождении стражника и тюремщика я шел по длинным зловонным коридорам каземат. Вскоре мы повернули, и уже по этой части разносился неприятный звон по металлу, а также крики. Один знакомый голос кричал: «Выпустите меня!», за ним второй, а остальные грубо отвечали им: «Да заткнитесь уже, придурки, нас из-за вас баланды лишат!». Но голосов не слушались, и эти пререкания разносились по всему коридору.

Когда мы приблизились к камере, где был Дерек, я остался чуть позади, пропустив вперед стражника и тюремщика. Завидев их, заключенные стали ехидно подкалывать Дерека: «Докричался, придурок? Ну, теперь на плахе покричишь» и раздавался смех. Тюремщик остановился напротив камеры Дерека и стал доставать ключи, висящие у него на поясе.

– К стене! – приказал Дереку тюремщик. После чего вставил ключ в скважину и тот со скрежетом повернулся в ней. Затем он отворил решетку и снова произнес: – С вещами на выход!

Дерек вышел и довольный собой ответил ему:

– А я говорил, что вы пожалеете о том, что схватили меня! Вот теперь, как я и говорил, сам пришел, чтобы выпустить меня… – Он повернул голову в мою сторону и с выражением лица, как будто перед ним был призрак, виновато продолжил: – Стой, стой, Совор, только не надо этого твоего взгляда. Да, вот именно этого. И не говори ничего, я прошу тебя.

Мы вышли из тюрьмы и покинули двор замка, направившись к отделению академии. Уже начинались предрассветные сумерки.

– О чем ты только думал, Дерек? – начал я нравоучения. – Благо тебе хватило разума не разносить тюрьму магией.

– Совор, я же просил… – виновато ответил он.

– Да нет уж, послушай, – продолжил я. – Как можно было угодить за решетку? Это просто немыслимо… Да еще и графа оскорбил!

– Никого я не оскорблял… – буркнул он.

– Вот как, а что прикажешь делать со словами графа?

– Засунуть туда, откуда такого графа достали, – огрызнулся Дерек.

– Значит, так? Ну, поведай, мой друг, что было на самом деле.

Дерек огляделся, хотя в кромешной тьме было невозможно что-либо рассмотреть. Мы уже приближались к зданию отделения.

– Как я и планировал, я отправился прогуляться, – начал Дерек спокойнее. – Тебя будить не стал, ты сам просил. Так вот, сначала я прошелся, затем на базаре я стал присматривать хорошие продукты. Ну, и нашел неплохую лавчонку на окраине площади, а там вдруг кто-то закричал.