Он похрустел онемевшими за ночь конечностями, потянулся и выпрямил ноги. Дав себе еще пару мгновений, мужчина неохотно разлепил глаза и с тяжелым вздохом сел. Передернув плечами от холода, он пожалел, что не растопил вчера очаг. Зябко закутался в плащ и растер шершавыми ладонями лицо, исполосованное старыми шрамами. Последнее время они часто ныли из-за дождя и непогоды и не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Натянув на ноги так не успевшие просохнуть за ночь сапоги, он вышел в общее помещение.

Рагнар стоял у очага и хмуро озирался по сторонам. В дальнем углу помещения грянул задорный мальчишечий смех, и великан, встрепенувшись, рыкнул:

– Ну? Что там у вас происходит, оболтусы? Хватит глотку драть! Живо умываться, в нужник и на перекличку! – Он погрозил мальчишкам толстым пальцем и грузно зашагал к выходу.

Едва за воеводой хлопнула тяжелая дверь, как новобранцы вновь весело захохотали. Из-под лежака, стоявшего у самой стены, показалась светловолосая голова маленького мальчика по имени Этта. Его грязные волосы торчали в разные стороны, а худое личико сморщилось от боли и обиды. Он еще не дорос до обучения военному делу, но к несчастью недавно осиротел и был отдан бедной родней под крыло Рагнара.

Поднявшись с пола, Этта попытался стряхнуть с одежды грязь, но получив от здоровенного парня звонкую затрещину кубарем полетел по проходу к двери и ткнулся носом в зловонную лужу.

– Что ты там ищешь, маленький поросенок?! – Довольно загоготал здоровяк. – Ты что, плачешь, как девчонка? Беги, поплачь к своей мамочке в юбку!

Молодые парни стоявшие рядом поддержали издевательство здоровяка заискивающим смехом и один за другим принялись отвешивать мальчишке тяжелые тумаки.

– Пацан и правда слишком мал. – Подумал Олсандр. – Как бы его тут ни забили до смерти.

Он сам попал сюда, когда был едва ли старше Этты. Это произошло сразу после смерти его матери и брата. И хотя все знали, что он сын конунга ему все равно крепко доставалось. Он сразу понял, попал сюда – терпи или отбивайся. Другого выхода нет. Никто не станет тебя защищать и не обратит внимания на раны, слезы или жалобы. Особенно здесь всегда зверствовали молодые парни. Вот и сейчас, проходя мимо мальчика, они старались, как можно больнее его задеть.

– Эй, парень! Что с тобой? Почему ты так часто спотыкаешься?

– Этта, зачем ты сам себя бьешь?

– Ты – свинья! Любишь валяться в грязи? Поваляйся еще и похрюкай нам! Хрю-хрю!

Олсандр шагнул к выходу, и хохочущие мальчишки, расступившись в стороны, затихли. Каждый сделал вид, что занят важным делом.

Олсандра боялись. Огромный рост, исполосованная шрамами грозная физиономия и неимоверная сила делали свое дело. А еще, конечно, его кровь – кровь конунга внушала всем неимоверный страх. Хаттхалльцы хорошо знали все семейство рода Снежного Волка до седьмого колена. Мужчины из замка всегда отличались редкой мстительностью и жестокостью. Их род сотню лет восседал на троне этой земли и о каждом конунге слагались легенды и передавались от деда к внуку, от матери к дочери. И каждая следующая легенда соревновалась с предыдущей по описанию в ней жестокости, количеству загубленных невинных душ и пролитой крови. И, что самое главное – в этих легендах не было ни слова неправды!

Проходя мимо плачущего и все еще лежавшего в луже Этты, Олсандр ухватил мальчишку за шиворот промокшей рубахи и поставил на ноги.

– Спасибо… спасибо, друг! – Пробормотал малыш.

По его лицу и одежде стекала густая вонючая жижа. Он тер глаза рукавом рубахи и слепо озирался по сторонам, опасаясь подвоха. Когда же ему удалось разлепить глаза, он устремил благодарный взгляд на своего спасителя, но увидав Олсандра, перестал дышать.