Олсандр совершенно не злился на жалких недоумков и был спокоен. Он привык так поступать с провинившимися моряками на корабле, а теперь его кораблем стала земля Хаттхалла. Он давно заметил, что в рядах воинов наблюдается разброд и шатание. Старому воеводе Рагнару уже не хватало ни сил, ни злости, как в старые времена и Олсандр взял на себя часть его обязанностей. Он оставил служивых в состоянии полного осознания своей вины утирать сопли и слезы и с чувством выполненного долга, наконец-то, отправился спать.

За те несколько дней, что его не было, большие лужи на дорогах успели превратиться в небольшие озера, но мелкий дождь и не думал останавливаться, а все моросил и моросил, превращая город в непроходимое болото. И ничего тут не поделаешь – такова здесь была зима! Впрочем, дождь здесь был обычным делом в любое время года.

По земле пронесся глухой гул и, постепенно перерастая в звон, замер высоко в горах. Земля дрогнула и заходила ходуном. Олсандр остановился и прислушался. Дурной знак!

– На земле, где творится много зла, просыпается Древняя Темная Сила… – Пронеслись в голове слова старого предания.

Зайдя в казарму, он прошел мимо храпящих на все лады мужчин к большому очагу, расположенному посреди помещения. Бывалые воины расположились в глубине строения поближе к теплу. Они завешивали свои спальные места циновками, превращая их в нечто вроде небольших комнат. Новичкам приходилось спать у самого входа и молча страдать от холода и промозглой сырости, кутаясь лишь в тонкие плащи.

Это место не всегда было заполнено людьми так, как сейчас. После набега на чужие земли воины расходились по домам к своим женам и детям и собирались вновь только по зову конунга или воеводы. Постоянно тут жили лишь молодые, не женатые воины, сироты и сам воевода, который много лет назад лишился своей любимой жены. Здесь обитали и младшие сыновья конунга, которым повезло не так сильно, как старшим, и которых Торкел не желал видеть в замке.

Олсандр бросил в едва тлеющий очаг пару отсыревших поленьев и потер озябшие руки над едким чадящим дымком.

– И ты огонь не хочешь обогреть эту землю? – Пробормотал он и направился в свою комнату.

Сев на лежак он стянул с ног насквозь промокшие сапоги. В комнате стоял пронизывающий холод, но Олсандр не стал разжигать очаг, а, не раздеваясь, лег, с головой укрывшись тяжелым подбитым мехом белых волков плащ и закрыл глаза.

– Нужно возвращаться назад, к морю. – Засыпая, пробормотал он. – Ненавижу холод! Ненавижу сырость! Ненавижу это место!

Ночью ему приснилось, что он плывет по бушующему морю в маленьком дырявом челне. Мощная волна, захлестнув хлипкую посудину, потащила ее на дно, а вода окрасилась кровью. Как ни старался Олсандр удержаться на поверхности, могучие волны накрыли его с головой, и он, захлебываясь алой жижей, пошел ко дну.

Утро началось тем, что где-то за каменной стеной загрохотал знакомый бас.

– Вставай, лежебока! Вставай!

Олсандр услышал, как за стеной заскрипели лежаки. Протяжные зевки и возмущенные сонные голоса быстро заполнили помещения казармы. Впрочем, вскоре все утихло, как только послышался звук глухих и хлестких ударов. Это воевода наводил порядок в рядах служивых, щедро раздавая им тумаки.

– Хватит давить бока! – Гремел Рагнар. – Хэрвил! А ну-ка живо за водой! Эгл, разводи в очаге огонь! Эта сырость и плесень сведет нас в могилу раньше, чем мечи наших соседей сконишей испортят нам шкуры! Проклятье!

Олсандр не стал дожидаться, когда Рагнар ворвется в его комнату, и здоровый кулак-кувалда прилетит под ребра. Воевода не делал различий между простым и знатным воином. Здесь в казарме Хаттхаллы все были равны и в равной степени могли получить удар кулаком или порку хлыстом от тяжелой руки великана.