Или… или её призвание – критика? Ведь она ТОЧНО ЗНАЕТ, как надо писать! И как не надо! Она будет беспощадной! Начнёт громить плагиаторов, невежд и графоманов, потому что кто-то должен это делать. «Заделаюсь критикессой – великой и ужасной! Я их всех научу, как надо! Я от них камня на камне не оставлю! Я всех разделаю под орех! Я им – ого! Даже – ого-го!..»
Праведный гнев застрял у неё в горле, и Алиса долго кашляла.
«Конечно, всё это дилетантские рассуждения. Да, я дилетант. Ну и что? Разве книги пишутся не для обычных людей, простых читателей, то есть дилетантов? И у меня есть своё мнение. Которое я вправе высказывать! И выскажу! Я им всем выскажу, раскритикую на все корки! (По-моему, критик – это несостоявшийся писатель, вот он и злобствует; я тоже несостоявшийся писатель, и тоже стану злобствовать)». Все эти немного наивные и уж точно дерзкие высказывания говорили совсем не в пользу ума Алисы и свидетельствовали скорее в пользу её независимости.
Теперь с высоты своих двадцати четырёх лет она лишь горько усмехнулась. Химеры всё, химеры. Где там том энциклопедии на букву «У»?..
«Ураниды, – прочла она, – синоним понятия Герои (местн.)»
Весьма, весьма познавательно!
Отыскала букву «Г», и в статье «Герой» нашла следующее:
«Герой – это личность, принадлежащая к архетипу «Герой» и готовая к «геройству» (см. «геройство»)
«Геройство – линия поведения Героя, укладывающаяся в рамки героического (см. «героическое»)
«Героическое – разновидность деяний, образа жизни или мыслей, свойственных Героям».
Круг замкнулся. Алиса живо вспомнила лемовского профессора Тарантогу. Несчастный, попав на другую планету, тщетно пытался дознаться, что собой представляют местные «сепульки», и словарь разъяснял, что «сепульки» – предмет, получающийся в сепулькарии посредством сепуления…
Перед ужином она всё-таки выбрала момент и забежала к Маютке. Рассеянно выслушала его болтовню о том, как его дразнил какой-то противный Девлин.
– Потому как я не смог обсказать про десять поколениев своих благородных предков. Так я наподдавал ему, чтоб нос шибко не задирал! А так-то ничего житуха, кормёжка хорошая. И ещё варенья дают, скоко влезет! Вот те Христос!
Видимо, облагораживающее влияние Школы пажей и её учеников выразилось в использовании таких оборотов как «житуха». Дома Маюта ни за что не позволил бы себе подобного.
– Маюта, ты ведь хочешь стать пажом?
– Крестом клянуся, леди Алиса!
– Тогда сделаем так: ты говори всем, что родителей своих не помнишь, а жил в деревне у кормилицы, ясно?
– Как в сказке про Бобу-подкидыша?
– Точно. Ведь в пажи берут только дворянских детей. Эту небольшую неправду я принимаю на свою совесть. Договорились?
– Век буду помнить вашу доброту!
– А скажи-ка на милость, друг мой, кто надоумил тебя всюду говорить о том, что я твоя мама? – притворно сердито спросила Алиса. – Вот уж не ожидала я, что ты окажешься таким лгунишкой.
Мальчонка покаянно свесил голову и шмыгнул носом.
– Дык это… – бормотнул он, мгновенно сделавшись косноязычным. – Я ить… того… не хотел, госпожа Алиса. А только как стали энти… лорды всякие… похваляться титулами да родичами… бес меня и попутал. Простите великодушно.
– А как насчёт папы-горниста? Этот-то откуда взялся?
– А больно красиво труба поет! – глазёнки его заблестели. – Я всё слушал, слушал… Когда вырасту, тоже горнистом стану. Буду маршировать и на трубе играть! Полк – вперёд! Сабли – наголо! Ура!
Алиса только взъерошила его волосы. Что возьмёшь с ребёнка неразумного? Наказав со следующего дня опровергать прежние россказни, она со всех сторон подоткнула ему одеяло, как всегда делала это для Максика.