И багровые пятна повсюду. Их цепочка убегала в лесную глушь и терялась в сумерках.
Псы ощетинились. С глухим рычанием и скаля зубы, они настороженно кружили у мёртвого волка. Долан бросился к Турону и присел рядом. Турон не поднимал головы.
– Скорее! Подержи! – крикнул Долан одному из мужчин.
Подбежавший соратник принял факел. Долан снял с пояса походную флягу и вынул взвизгнувшую пробку. Затем поднёс горлышко к иссохшим губам товарища и запрокинул его голову. Турон сделал глоток. Лишняя вода потекла по подбородку и пролилась на тулуп. Он закашлялся. Долан вытер рукавицей его щёки и облегчённо выдохнул. Турон с трудом открыл глаза и посмотрел в лицо друга.
– Их было так много… – шепнул он. – И дикие до жути. Таких злых я ещё не встречал.
–Ты зачем один в лес пошёл? Дома не сиделось?
Турон поднял на товарища тяжёлый взгляд.
– Это я виноват, как же вы не поймёте-то все…
– И что ты доказал? – вспыхнул Долан. – Чужих детей не нашёл, так ещё и своих чуть без отца не оставил! Чего добился?
– Вон чего, – Турон кивнул в сторону.
Долан перевёл взгляд и присмотрелся. Рядом с ним валялся в снегу разбитый фонарь.
– И что с того? Что прикажешь с ним делать? – спросил Долан.
Ответом ему стал собачий вой. Долан обернулся. Псы сидели вокруг убитого волка и тянули морды к темневшему небу. Из их пастей рвался наружу горячий воздух вперемешку с заунывным воем.
– Стемнеет скоро, – доложил Стевер, так и не спустивший Булата с поводка.
Булат заглянул в глаза хозяина.
Долан ничего не ответил и поднялся. Турон попробовал встать, но вскрикнул от боли и сполз на землю. Долан покачал головой:
– Нарубите веток, соорудите носилки!
А сам присел к Турону, достал из-за пазухи платок и разорвал надвое. Турон от боли стискивал зубы, морщился и мычал, пока Долан промывал его рану водой из фляги и накладывал жгут.
– Лишь бы до заражения не дошло.
Когда он закончил, Турон положил руку на его плечо и сказал:
– Спасибо. Я… не должен был идти один.
Долан усмехнулся:
– Жена твоя тебе объяснит. Чую, она сейчас позлее Гыр-Пыбры будет!
Турон горько улыбнулся.
Вскоре носилки-волокуши из еловых ветвей были готовы. Турону помогли перебраться на пышный ковёр, и двое мужчин потащили его за собой по снегу, как в упряжке. Волчью тушу охотники тоже забрали с собой.
Дрожащий свет факелов исчез за стволами и больше не лился на рыхлый снег, ставший в сумерках грязно-серым. Багровые пятна на нём превратились в непроглядно-чёрные. Но вот они засияли алым. Засияли и зашевелились, задышали, замерцали. Затем сдвинулись с места. По ломаной линии они стеклись к одной точке, разгораясь с каждым мигом всё ярче. Когда они слились в общее пятно, сухая длинная рука с сучковатыми пальцами провела над ними, и вверх из снега всплыли красные огоньки. Они покачались в воздухе и разбрелись по лесу, выхватывая в темноте то щетинистый ствол старой ели, то вывороченное после бури корневище, то сухостой у подножья сосен. Из лесной чащи в спины охотникам смотрели два зелёных глаза.
28.
Всё дальше в чащу
«Ты и правда самое тёплое существо»
Пока отряд Долана возвращался из леса, Кутыптэ и Манул, напротив, забредали в самое его густолесье. В исконную его сердцевину, в дремучее нутро, где множились сумерки, где тишину не нарушал ни стук дятла, ни звон синиц, клестов и другой лесной живности.
– Темнеет, – робко сказал Кутыптэ и с опаской осмотрелся. – А фонарь-то я потерял. Что если мы не найдём дерево до темноты?
От испуга он остановился. Манул обернулся на него и махнул хвостом.
– Не трусь! Сказал же Лось: недалеко.
– Так это он по своим меркам считал, а мы вон уже сколько идём, а лес всё не кончается!