– О чем ты беспокоишься?

– Что ты не вернешься вовремя. Что я не смогу дать показания и Ребекка останется беззащитной. Что Норту все сойдет с рук.

– Этого не будет. Я вернусь.

– Но…

– Вернусь. – Он смотрит на сапсана, который сидит на передней луке седла, ожидая, пока они отправятся в путь. – Я принял меры предосторожности. В этом году тридцать пять лет с тех пор, как мы поженились. Не начинай же теперь во мне сомневаться.

– Сомнения и страх – это не одно и то же, – говорю я, вслед за Эфраимом переводя взгляд на Перси.

На сапсане сейчас колпачок, так что я не вижу его пронзительный темно-оранжевый взгляд, а длинные толстые кожаные путы на лапах привязаны к широкому переднему краю кожаного седла Эфраима. Он ничего не видит и не может улететь.

Иногда мне кажется, что Перси нас понимает. Может, и правда понимает по-своему, потому что он вертит головой то туда, то сюда, будто слушает сначала Эфраима, потом меня. Перси не нравится колпачок, но это единственный способ возить его на дальние расстояния. И только на Стерлинге. Брут ни за что бы не подпустил так близко к себе эти смертоносные когти. Седло все глубоко изрезано там, где Перси впивается когтями в кожу. Но лучше седло, чем Стерлинг. Пока что сапсан ни разу не причинил вреда ни лошади, ни всаднику, и все они научились смиряться с таким порядком вещей.

– Где ты остановишься? – спрашиваю я.

– В Форт-Галифаксе. Но только на ночь. В такую погоду я не могу разбить лагерь. Половина времени у меня уйдет на поездки туда и обратно, иначе я бы за неделю справился.

К задней луке пристегнуты кожаная сумка, мешок и корзина. Там инструменты Эфраима для съемок местности и его зимние вещи. С учетом погоды и расстояния, которое ему придется проехать, сумки набиты плотнее обычного. Следующие две недели будут долгими для всех нас.

Я смотрю на гряду облаков, надвигающихся с востока.

– Скоро пойдет снег, – говорю я.

– Да, – отвечает Эфраим, – у меня пальцы ноют.

– Плохое время для поездки.

– Я так уже ездил. Это всего лишь снег.

– И ледяной ветер.

– Всего на день-два. А потом будет просто зима, как обычно. Я не беспокоюсь, и тебе не стоит.

– Ненавижу Норта за то, что он вынудил тебя это сделать.

– Я его ненавижу за столькое, что это просто мелочь, – говорит он, пытаясь поднять мне настроение.

Мы не обсуждаем вполне обоснованные причины моего страха, но у меня в голове все-таки крутится целый список бед, которые могут с ним случиться при подобной погоде.

– Две недели, вот и все. А потом я вернусь, и мы добьемся того, чтобы Норт получил по заслугам.

Я падаю в объятия мужа, пропитываясь его теплом и запахом. Наша долгая история любви уже движется к естественному концу, и я не так давно осознала, что рано или поздно один из нас похоронит другого. Но я напоминаю себе, что это и будет счастливым исходом для истории вроде нашей. Исполнение данного когда-то обета. «Покуда смерть не разлучит нас». Это единственный приемлемый конец долгого и счастливого брака, и я твердо намерена не бояться этого дня, когда бы он ни наступил.

– Две недели, – говорю я ему. – Не больше.

Он целует меня в лоб. В кончик носа. В губы – медленно и нежно, через поцелуй повторяя свое обещание вернуться.

– До свидания, любимая.

Животные чувствуют, что пора в дорогу. Стерлинг топает правой передней ногой, Перси на своем насесте приподнимается, в предвкушении потряхивая перьями.

Им это нравится, думаю я.

Потом Эфраим отодвигается и вскакивает в седло. Он последний раз улыбается мне. Я стою в снегу и наблюдаю, как он едет через мост. И продолжаю наблюдать, пока он не заезжает за поворот и не скрывается из вида.