После посещения Акелдамы Эсен хватило сорока секунд, чтобы найти в поисковике изящный аутентичный ресторан традиционной еврейской кухни недалеко от Яффских ворот, в который мы сразу же рванули обедать. Мелек предложила расположиться на террасе, откуда для нас распахнулся впечатляющий вид на старый город. К нам сразу же подошли улыбающиеся музыканты, припевающие национальные песни, которыми гордится весь еврейский народ, разбросанный на шести материках света. Я сразу же заказал обугленные баклажаны с деревенским козьим сыром и гранатовыми косточками, бурекасы с брынзой и кунжутом и форшмак из сельди с яблоком, терпко ненавидимый моим прожорливым сибирским отцом. Мелек остановилась на цимесе из картофеля, изюма и чернослива и домашнем лабне с орегано и перемолотыми фисташками. Хафиз, по-обыденному вымученно и скрупулёзно выбирая, заказал еврейскую запеканку кугель без соли, масла, чеснока и, соответственно, вкуса, а Эсен, даже не прикоснувшись к меню пошла танцевать. После утомительного дня во имя расслабления и новых фантазий мы предались араку, ароматизированному анисом напитку, который заполучил восторженную похвалу на всём Ближнем Востоке. Эсен, выдернув за фартук принимающего заказы официанта, попросила бокал красного вина и отправилась покорять просторы террасы ресторана. Выражение лица Хафиза оставалось неизменно невозмутимым в то время, как его сестра беспорядочно танцевала 7:40 между тесно поставленными столиками с бордовыми атласными скатертями. Порой эта чарующая девушка притворялась то чёрной ядовитой мамбой, то жалобной неприкаянной сиротой, то нелепым детским клоуном с красным поролоновым носом. Эсен не хотела быть актрисой, но могла мастерски примерять на себя десятки разных амплуа одновременно. Однако она вовсе не желала миллионов поклонников и всех денег мира, потому что всем её миром был Хафиз. Эсен боролась лишь за внимание бесчувственного обомшелого камня, за то, чтобы вызвать у него гнев или разочарование, за то, чтобы он думал только о ней хотя бы час в день. Но она не догадывалась, что его чувства были бездоннее и изнеженнее, чем её. Эсен наивно полагала, что Хафиз никогда не сможет полюбить вздорную и тщеславную особу, которую он за несколько секунд мог приструнить укоризненно осуждающим взглядом.