После очередной «многокрикливой» сцены с сестрой Хафиз никак не мог вернуться в баланс. Он достал кубинские сигары с едва уловимым ароматом лугового сена, нервно повторяя сквозь зубы лишь имя сестры. Я принёс из своего захламлённого устаревшими пожитками кабинета глубоко сопереживающий моим неудачам французский коньяк. Признаться, я часто делился с ним проблемами, с которыми не мог смириться внутри себя, и иногда мне даже казалось, что коньяк понимает меня лучше семьи, друзей, незнакомцев и всего оставшегося мира.

Мы с Хафизом предались вкусовому искушению этого напитка с нотами жареного изюма и липы. Я слышал аромат абрикоса на краю бокала, при испитии переходящий в привкус лесной фиалки. Хафиз продолжал непрерывно курить, безмолвно уставившись в позолоченную рамку с фотографией Эсен на столе. Более двенадцати минут в воздухе парила долгожданная тишина. Но потом внезапно я ощутил непреодолимую потребность прервать гнетущее тягостное молчание.

– Может, Эсен права. Позволь напомнить, что нам нужны были деньги на строительство нового масштабного центра. Ты мечтал о лучшем оборудовании, о лучших врачах, о собственном университете при этом центре. Эта контрабанда поможет не только тебе быстрее реализовать задуманное, но и тысячам больных детей и их родителям. Порой наши принципы могут стать важнее всеобщего блага, так почему бы тогда не сбросить эти неподъёмные внутренние догматы со своих плеч? – с неуверенностью произнёс я.

На эти слова я так и не получил ответа Хафиза. Он резко поднялся со старого обшарпанного кресла светло-баклажанового оттенка, из которого в разные стороны торчали части пенополиуретана. Каждый раз пытаясь уговорить лекаря поменять столь позорное для его имиджа кресло, я сталкивался с негодованием, под которым он прятал очередную тайну.

– Павел, я еду на базу, ты со мной? – восторженно спросил Хафиз.

Вовсе не раздумывая, я отправился с товарищем в уже привычное для моей греховности место. Добравшись до ржавого здания, мы встретили Фатиха и тех трёх головорезов – братьев-тройняшек. К нашему приезду вся команда была в сборе, не хватало лишь Эсен. Она, как всегда, опоздала почти на час, эффектно появившись на своём оранжевом мотоцикле, который гармонично сочетался с её шёлковым костюмом цвета восьмилучевого коралла сизой антелии. Всю ночь двенадцать мужчин и одна девушка вшивали пакетики кокаина под густые парики фарфоровых кукол, и всякий раз, когда умелый азиат слишком крепко брался за туловище одной из них, Эсен свирепо подскакивала подобно только что родившей медведице, оберегающей своё потомство. Она вшивала наркотики с ласковой грустью, будто проклиная себя за то, что вредит этим безупречным созданиям с маленькими ресничками и голубыми глазами. Сумев поймать её тяжелый уставший взгляд, я впервые увидел то, как Эсен переживает за что-то, кроме Хафиза, который на протяжении всей ночи разговаривал по секретному телефону насчёт логистики контрабанды.

В шесть утра начало светать, и все уснули, за исключением лекаря и его инициативной сестры. Я, в свою очередь, инстинктивно зажмурился, нагло притворяясь, что погружаюсь уже в седьмое сновидение. Непреодолимое желание следить за Хафизом и Эсен пробудило во мне задатки скрытого наблюдателя, ведь я не понимал, как они так пристально и бессловно могут смотреть друг другу в глаза. Прошёл час, а они так ни разу и не отвели свои немигающие, будто присосавшиеся взгляды друг от друга. Мои напряжённые от долгого зажмуривания глазные мышцы склоняли меня прекратить бессмысленную детективную игру. Я начал засыпать, как вдруг Эсен встала с матраса, постеленного специально для неё на полу, и направилась в сторону Хафиза. С каждым шагом навстречу лекарю его сестра все более ритмично дышала, но внезапно прекратив, затаила дыхание и подошла к нему. Её пальцы бережно прикасались к его чувствительной коже, беспрекословно покрывающейся мурашками лишь от её взгляда. Эсен трогала его мускулистую шею, тактильно познавая каждый миллиметр тела своего брата. Хафиз закрыл руками своё костистое озадаченное лицо, откровенно наслаждаясь движениями Эсен. Неторопливо дойдя до контура губ, Эсен на секунду остановилась. Они вновь пристально и обнажённо соединили свои взгляды, рассматривая каждую жилку друг друга. Не стесняясь спящих рядом людей, Хафиз отчаянно встал со стула и поцеловал в губы Эсен. Удивился ли я увиденному тогда? Наверное, нет. Каждый раз наблюдая за ними, я чувствовал от них то, что никогда не мог чувствовать сам. В разных языках это слово называют по-разному: aşk, elsker, armastus, liebe, rakkaus, любовь. Это что-то, что никогда не проходит, что-то, что даёт тебе почву под ногами, что-то, что отравляет твоё существование, и что-то, что действует мощнее сорока трёх килограммов кокаина. Для кого-то это цель, для кого-то судьба, для кого-то жизнь, а для таких, как я, – нерешённая, с дополнительными всплывающими подсказками задачка, на которую я упорно продолжал искать ответ.