Тьма поглощает ее. Нет… Она внутри нее, в самом ее сердце… Бабушка…

Ее тонкий детский голосок из далекого воспоминания смешивается с ее тихим стоном из настоящего, а пол под ней проваливается, обнажая темные неподвижные воды. И перед тем, как погрузиться в них, Хэвен видит бездонные черные дыры на том месте, где только что у существа, претворяющегося Джеймсом, были глаза.

– Хэв?

Первые попытки тщетны, но с какого-то раза, Хэвен не уверена с четвертого или пятого, у нее все же получается открыть глаза. Комната растекается подобно свежему рисунку красками, на который нечаянно пролили стаканчик воды. Ее блуждающий взгляд все же выцепляет из общего расплывчатого изображения нужный объект, и Хэвен видит обеспокоенное лицо Камиллы.

– Ты в порядке?

Хэвен приподнимается. Кожа на диване неприятно скрипит от ее движений. Она садится и пытается принять максимально не раздражающее болевые рецепторы положение. Голова раскалывается, и все суставы в теле ноют.

– Как твоя мама?

– Нормально, она все еще спит.

В гостиной повисает молчание; Хэвен задумывается, чувствует ли она обиду на Камиллу за то, что та бросила ее одну внизу, но вскоре понимает, что раскаленный гвоздь в ее голове заглушает любые другие чувства.

Но, словно прочитав ее мысли, Камилла спешит оправдаться:

– Прости, что оставила тебя тут совсем одну. Мама закричала, и я подумала, что с ней что-то случилось. А вдруг с ней бы и вправду что-то случилось?!

Гвоздь забивается глубже, проворачивается у основания черепа, и Хэвен морщится от боли. Криков Ванессы она не слышала, в этом она уверена наверняка.

– Тебе, вероятно, показалось. Воображение разыгралось.

– Так и есть. Она спала в кровати, как младенец. Я почти сразу поняла, что, если кто-то и кричал, так точно не она. А когда я спустилась вниз, ты лежала на полу и кричала.

– Эм… Кричала?

– Да. У тебя глаза были зажмурены, и все тело странно скрючено, будто каждый мускул был напряжен. Я испугалась, что у тебя случился приступ. А потом вспомнила, что у тебя нет эпилепсии, – Камилла устало вздыхает и трет большим и указательным пальцами переносицу. – В какой-то момент ты успокоилась и отключилась. Я еле перетащила тебя на этот чертов диван. Ты знала, что человек без сознания тяжелее, чем в сознании?

Хэвен открыла было рот, чтобы возразить, что так обычно говорят о мертвых, но потом передумала и спросила:

– То есть, я лежала на полу одна и ничего… никого около меня не было?

– Нет.

В голосе Камиллы сквозит неуверенность. Хэвен придвигается ближе.

– Помнишь, я говорила тебе, что верю в твои слова?

– Да.

– Я и вправду верила тебе, Ками. Но верило мое сердце, а разум отчаянно отказывался принимать твой рассказ за правду. Но теперь и он поверил.

Камилла заметно напрягается. Она закусывает нижнюю губу, и Хэвен пробирает дрожь, подруга делала так в детстве, когда ей было страшно.

– И что же изменилось?

Действительно, что? Она видела другого Джеймса и тогда, в лесу. Но в тот раз она не чувствовала себя так, как сейчас. Будто она спустилась в ад, а потом поднялась обратно.

– Я видела то, что ты видела. Чтобы это ни было. Но оно в точности такое, каким ты мне его описала. На мгновение оно показало мне свою истинную сущность. И это дало нам преимущество.

Камилла горько улыбнулась.

– Правда? И какое же?

– Мы теперь обе знаем, что он существует.

Четыре столетия назад…

– Не могу в это поверить… Второй ребенок в семье.

Женщины, завидев его, понижают голос до еле различимого шепота.

Но его мало волнует, о чем они говорят. Он слышит такое каждый день, с того момента, как начал понимать речь, и давно привык к подобным разговорам. Он понимает их волнение. Второй