В аэропорту мы старательно делаем вид, что ничего необычного не происходит. Хотя обоим очевидно, что за нарочитой вежливостью скрывается напряженность. Говорим мало и только по необходимости, ограничиваясь общими фразами и односложными ответами. Смотрим друг на друга и того меньше. А когда на стойке регистрации оба одновременно тянемся за паспортами и посадочными, и наши пальцы соприкасаются, не сговариваясь, неловко одергиваем руки.

Привыкшая все и всегда анализировать, я потом долго размышляю, почему он избегает даже мимолетного физического контакта. Возможно, после случившегося в Сочи, ему неприятно меня касаться? Со мной все проще – этой пародии на прикосновение оказалось достаточно, чтобы внутри меня взорвался фейерверк эмоций. Я и представить не могла, что в моем теле возможна такая концентрация взрывоопасных веществ.

Почти весь полет мы проводим в тишине, хотя сидим рядом. Чтобы немного отвлечься, я затыкаю уши наушниками и включаю на телефоне аудиокнигу, но уже через несколько минут понимаю, что мне совершено не удается следить за развитием сюжета. Сложно оставаться спокойной и отстраненной, когда Вернер настолько близко, что краешек его толстовки касается моего плеча, а пряный запах одеколона кружит голову.

Наверное, в данных обстоятельствах я должна быть благодарна ему за нейтралитет. Но правда заключается в том, что меня тревожит эмоциональная дистанция между нами. Я скучаю по нему. Мне не хватает простоты наших отношений, доверия, теплоты, близости. Его добрых насмешек. Искрящихся смехом синих глаз. Полуулыбки, которая появлялась на его губах всякий раз, когда он смотрел на меня в прошлом. И разговоров обо всем на свете, за которыми мы раньше коротали время в полетах. Теперь рядом со мной сидит незнакомец, а напряжение между нами похоже на натянутую струну, которую я боюсь невзначай задеть и разрушить то немногое, что еще осталось невредимым.

- Чай, кофе, сок, вода, - звучит над моим ухом голос стюардессы.

- Нет, спасибо, - отказываюсь я с вежливой улыбкой.

Никита Сергеевич берет воду, залпом осушает стакан и вновь погружается в свою книгу.

Вдохнув, я закрываю глаза, стараясь сосредоточиться на голосе чтеца в моих собственных наушниках…

Как бы мне хотелось проникнуть в голову Вернера, заглянуть в мысли, узнать, что же так беспокоит его во всей этой странной ситуации. Почему-то мне кажется, где-то на уровне интуиции, что за его поведением стоит нечто большее, чем обида на меня...

Несколько раз за время полета я порываюсь извиниться. За свой срыв в Сочи. И за что-то еще, что стало так раздражать Никиту Сергеевича во мне. Если бы это хоть немного ослабило звенящее напряжение между нами, я бы извинилась за что угодно. Даже за свои чувства, над которыми я абсолютно не властна. Но подступиться к нему у меня не получается.

В Братиславе льет дождь. Разглядывая город из-за стекла автомобиля, который везет нас в отель, я невесело думаю, что такая погода как нельзя лучше соответствует моему внутреннему состоянию – отвратительному состоянию для выхода на старт.

Продолжая игру в вежливую молчанку, в отеле мы без задержек получаем ключи от своих номеров на стойке регистрации. В лифте едем одни. Я бросаю на него взгляд украдкой, и ощущаю на языке противный привкус горечи. Сейчас Вернер кажется мне таким холодным, чужим и далеким, словно мы лишь случайные попутчики, которые через мгновение навсегда разойдутся в разные стороны. И когда мне кажется, что я больше не выдержу ни секунды этой тишины, наши глаза вдруг находят друг друга и впервые за долгое время никто не делает попытки их отвести.