– Вы болели чем-то?

– Да.

Гамсонов рассматривал книгу. Его заинтересовало.

– Это что-то вроде нетрадиционных методов медицины?

– Не совсем, я думаю.

– Я сам лекарств… – он поморщился. – Вообще никогда не пью. И все взбадривающее вообще терпеть не могу.

– Чай, кофе…

– Не пью совсем. Отец, кстати, от всего этого когда-то сердце посадил как раз…

– Вот-вот, – сказала Наталья Олеговна.

А потом прибавила: дело еще в том, что воду нужно пить правильно, в определенном режиме. И как это делать как раз описано в книге. И еще вся теория, все обоснование.

– Про усталость-то да, совершенно согласен, – опять закивал Гамсонов. – У меня вон знакомый один… хлещет по шесть чашек кофе в день. И у него в самочувствии масса нарушений. Он, может, думает, что не от этого. А на самом деле… в общем, именно то, что вы говорите.

– Зачем он это делает? – у Натальи Олеговны даже не скользнуло удивления на лице. Будто она знала, о ком именно говорит Гамсонов.

– Да ничего он не делает, в том-то все и… – Денис ухмыльнулся, вспоминая своего друга Костю Левашова. – Ходит туда-сюда по квартире с утра до вечера… Вообще ничё не делает… Так вот о нарушениях сна: он всегда встает очень усталым, сам мне сказал. У него, небось, сосуды… толи сужены, толи расширены…

– Ну ты ему скажи о…

– Ф-ф-ф-ф… да он не послушает ни фига – у него это патологическое.

Гамсонов посмотрел на Наталью Олеговну. У нее медленный, уверенный взгляд. «Эта книга… делает ее такой? И она совершенно не обращает внимания на Марину?.. Или это как раз не так?» Потом взглянул на сияющий будильник и подумал: «Скоро зазвонит».

– Знаешь, очень трудно убедить людей, заставить слушать, когда они в чем-то ошибаются…

– Да он много в чем ошибается…

– Нет, я вообще говорю… Я уже поняла, что убедить – целенаправленным, напирающим старанием – можно только в том случае, если ты хозяин положения. А почувствовать себя им могут не все. Да это и не нужно – зачем? Лучше всего тихо ждать и регулярно стараться – для себя, если не получается для других… кто много значит в твоей жизни… и если они не принимают твои позиции. Чтобы потом, постепенно, со временем – начали принимать. Надо мягко передавать другим свои чувства и старания.

Гамсонов понимал, Наталья Олеговна старалась что-то объяснить ему, передать… Мягко… Но что именно? После завтрака он думал: к чему она это сказала? Про старания… ведь это вообще будто не относилось к разговору. Если только косвенно. Может быть, к дочери? Женщина хотела как-то объяснить свои отношения с ней?

Нет, непохоже, что ее слова напрямую относились к Марине. И все же относились.

Но еще она одновременно говорила о лечении водой.

Но как сходились все эти вещи?

Он, впрочем, недолго размышлял об этом – молчание Переверзина (номер того по-прежнему был вне зоны действия) беспокоило его гораздо больше.

Опасение и страх вернулись, вновь. И уже не уходили.

Впрочем Гамсонов благоразумно сказал себе просто ждать, делая привычные дела. Сегодня он собирался поехать в Москву……………………………………………….

……………………………………………………………………………………….

Через час, когда Гамсонов уходил, Марина вышла из своей комнаты в прихожую. Будто его стерегла.

– Слушай, а ты идешь по своим делам, да? – она снова говорила нарочито любопытствующе.

Насмешливо поблескивала глазами. Рыжие веснушки на щеках. За прошедший час она успела навести ресницы и веки едко-темной сиренью, добавить к кольцам на пальцах клыкастых перстней, которыми, казалось, можно кожу вспороть.

Гамсонов боковым зрением увидел в ее комнате спутанное, разбросанное черное и розовое белье, – или это были какие-то покрывала… и еще что-то посверкивало на стуле – он вспомнил о рок-напульснике.