Ну, если в первом случае еще можно было бы, как известно из песни, «говорить и спорить», то во втором случае утверждения прокуратуры были попросту абсурдными. Но именно эта позиция заставила Гордеева не увлекаться явными промахами следствия, а внимательно разобраться в истинных причинах этих «промахов». И он скоро пришел к выводу, что подобное обвинительное заключение наверняка хорошо проплачено истцами.

И не ошибся.

Он съездил в знаменитую Бауманку, альма-матер новоявленных Кулибиных, послушал профессоров, съездил и общежитие, где пообщался с товарищами обвиняемых в мошенничестве и подделке денег студентов. В общем, представил для себя достаточно ясную картину происшедшего, с чем и явился в судебное заседание.

Старое, неудобное и тесное здание городского суда было переполнено. Половину узкого зала занимала сторона истцов, даже из уважения к суду не соизволившая снять с голов папахи и теплые шапки. Сторона обвиняемых была представлена, естественно, родителями, общественностью технического университета и свидетелями из общежития, коих тоже набралось немало.

Потерпевшие уверяли суд, что их нагло обманули, ограбили на крупную сумму. Со своей стороны, обвиняемые уверяли, что истцы сами вынудили их продать им лжеаппарат. Они без конца их уговаривали и даже стали шантажировать, что заявят, куда следует, а так они готовы заплатить деньги и даже заказать следующую разработку, то есть производство купюр более высокого достоинства.

Когда обман вскрылся, эти кавказцы дружно явились к общежитию с угрозами и требованиями не только выплатить требуемую сумму, но и причитающуюся им дополнительную, якобы включенную по какому-то счетчику и потому вдвое превышающую первую. Но ведь и студенты тоже народ тертый, не шибко пугливый. И когда навстречу кавказцам вышли пятеро мальчиков из университетской сборной по самбо и вольной борьбе, те стихли и предпочли ретироваться. Вероятно, этот их испуг и определил сумму того интереса, который с такой «неподкупной» суровостью пытался теперь протолкнуть в суде нерасчетливый, по всему было видно, прокурор.

Гордееву нравилось работать с народными заседателями. Люди простые, в иезуитских судебных тонкостях негораздые, они были способны откликаться эмоционально. На что и рассчитывал Юрий Петрович. И свою защитительную речь, когда толстуха судья Валерия Семеновна предоставила ему это право, предварительно крепко стукнув своим деревянным молотком по столу, чтобы наладить тишину в зале, начал с того, что рассказал о своих, в сущности, подзащитных пока – разумеется, пока! – являющихся самыми способными студентами всемирно известного учебного заведения, а уже завтра готовых принять в свои руки эстафетную палочку от титанов российской науки. Это все следовало подчеркивать – постоянно и неуклонно.

Да, как все молодые и горячие головы, они не могут обходиться без шуток и розыгрышей, не замечая порой, не отдавая себе отчета, что их розыгрыши могут нанести существенный моральный и даже материальный урон объектам их шуток. Но все это – следствие их молодости. А не злой расчет.

А теперь перейдем к так называемым жертвам. К пострадавшим...

Гордеев знал, что говорил. И как говорил. Он не счел за великий труд и связался с прокуратурой Дагестана. Ничего не поделаешь, приходится для пользы дела просить о помощи друзей – старшего следователя Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Александра Борисовича Турецкого и генерала милиции, начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова. Запрос не заставил себя долго ждать. И вот в руках Гордеева имелась выписка из приговоров народного суда Республики Дагестан. Что он и собирался зачитать суду и присяжным.