Мужа я на пути в нашу деревню встретила. Ему на полевом стане сообщили о моей гибели с большим опозданием. Он в чем был, на коня забрался и в район кинулся, чтобы потом любым транспортом на шахту за мной приехать. Мимо меня пронесся галопом, потом сообразил, повернул жеребца, да резко. Без седла был, упал наземь, ремень от протеза лопнул. Я к нему, а он ползком от меня пятится. Я тогда впервые увидела его мужские слезы. В мире да согласии мы еще двух сыновей народили, ну а пару лет назад Николай умер, здесь и был похоронен.

На моё предложение Софье Ивановне довезти её до дома она с некой, но всё-таки гордостью, отказалась, добавив:

– Не беспокойтесь, мой младшенький сын – в городе известный человек. Он за мной и приедет.

Услышав его фамилию, я подтвердил, что тоже знаю его, как уважаемого, известного своей прокурорской справедливостью юриста в Алтайском крае. Оказалось, что и два других сына ныне служат России достойно. Один в МЧС, другой в Российской армии.

P.S.

В том пророчестве России Ивановны, что кто закон Божий попирает, того справедливая кара Всевышнего настигнет, я в скорости сам убедился. Ровно через год, возвращаясь с рыбалки после утренней зорьки, с карьеров, что на двадцать втором километре от Бийска, я вновь оказался на месте встречи с Россией, Софией Ивановной. Ещё с взгорка, что спуском Чуйского тракта ведет к мосту через Бию, напротив кладбища увидел необычное скопление автомобилей: три-четыре милицейских «УАЗа», две ведомственные «Волги», две санитарные машины, пять или шесть «быкастых» джипов и дюжину стоявших отдельной кучкой молодчиков, явно из «криминала». Ещё даже не зная причины такого сборища, холодком обдало от воспоминания от встречи с Россией Ивановной в тот памятный, летний вечер. Оказалось, за надругательство над могилами от родственников разрушенных могил поступили заявления в суд. Да только самый главный учинитель тех беспорядков, тот, что ограду из островерхих копий заказал, купил «не чистых на руку» судей. На суде доказали, что, мол, ещё до захоронения брата там место всё неизвестными лицами было порушено. А за то, что землю отхватил сверх всякой нормы, да ещё и оградой под два метра обнес, присудили ничтожный штраф, да и тот взыскать не смогли, потому что «крутой» оказался жадным до неимоверности. А ныне он годовщину по убеенному решил отметить с дружками. С утра пораньше приехали, устроили не поминки, а гулянку. Рядом с оградой, что украшено поверху остроконечными пиками, растет высокая рябина. От тяжести рясных ягодных гроздьев, гибкости ствола, верхушка-то дала наклон над калиткой той злосчастной ограды. Дерево особо вроде и не мешало, наоборот, как подарок ветвистой рукой на входе к могиле, угощала красной ягодой. Потому поклон гостям приходилось делать, чтобы ветки-косы не задеть, туда-сюда бегая по всякой нужде. Выпили, закусили. Захмелевшая компания «братков» стала куражиться. Кто-то возьми, да и скажи:

– Рябину стоит укоротить, а то на следующий год вообще прохода не будет. И тогда распорядитель, хозяин поминального пира, полез с ножом по сучьям рядом растущей сосны к верхушке склоненной рябины. То ли пьян, то ли скользко было, а может, и судьба такая, сорвался. Упал он плашмя, спиной так, что копья ограды пронзили его и выступили поверх одежды. Он недолго корчился в муках, скончался мгновенно. Остальные же, онемев от увиденного ужаса, не могли оказать помощь, так как не было ни лестницы, ни другой приспособы снять его.

Вспомнил я глаза России Ивановны, её осуждающие слова, что помимо суда и мирских законов, есть суд неотвратимый, высший, жестокий, но справедливый, Божий суд.