Он повернулся, держа ладонь на ручке двери.

Я положила руку на дверь, не давая ее открыть. Ашер сказал:

– Выпусти меня, Анита. Ты сама знаешь, что этого не хочешь.

– Что мне на это сказать, Ашер? Что ты прав? Что если бы сегодня Мюзетт не явилась, я бы не сделала этого предложения? Ты прав, не сделала бы. – Я прижалась спиной к двери. – Но мысль, что ты уедешь, что я никогда больше тебя не увижу… – Я замотала головой и была очень близка снова к слезам. – Ашер, не уходи. Пожалуйста.

– Я должен, Анита.

Он тронул меня за плечо, пытаясь отодвинуть с дороги, открыть дверь.

– Нет.

Он нахмурился:

– Ma cherie, ты меня на самом деле не любишь. Если не любишь меня и не хочешь меня, ты должна меня отпустить.

– Я люблю тебя, и я хочу тебя.

– Ты любишь меня как друга, ты хочешь меня, но хочешь ты многих, но не отдаешь им себя. У меня впереди вечность, но всего моего терпения не хватит, чтобы ждать тебя, ma cherie. Ты победила меня. Я мог бы попробовать соблазнить тебя, но… – Он снова чуть не коснулся изуродованной стороны лица, но снова уронил руку, будто не мог до себя дотронуться. – Я видел мужчин, которых ты отвергала. Таких безупречных, но ты уходила от них прочь без сожаления. – Он нахмурился так, будто не понимает, как это может быть, но это так. – Что я могу предложить такого, чего не было у них?

Он взял меня за плечи и попытался осторожно отодвинуть с дороги. Я прижалась спиной к двери, вцепилась в ручку.

– Нет.

Другие слова не шли мне на ум.

– Да, ma cherie, да. Пора.

Я замотала головой.

– Нет.

И прижалась к двери так, что утром на спине будут синяки. Я не могла его отпустить. И почему-то знала, что, если он откроет сейчас дверь, второго шанса у меня не будет.

Я молилась, чтобы пришли слова. Молилась о способности раскрыть свое сердце и не испугаться.

– Я позволила Ричарду от меня уйти. Я знала, что он уходит, но сидела на полу и смотрела ему вслед. Я не встала у него на дороге. Я считала, что это его выбор и нельзя удержать никого, кто не хочет, чтобы его держали. Так вот к черту все это, ко всем чертям. Не уходи, Ашер, молю тебя, не уходи. Я люблю, как сияют на свету твои волосы. Я люблю, как ты улыбаешься, когда забываешь прятаться и не хочешь ни на кого произвести впечатление. Люблю твой смех. Люблю скорбь в твоем голосе, похожую на вкус дождя. Люблю смотреть, как ты смотришь на Жан-Клода, на его походку, когда думаешь, что никто тебя не видит, потому что именно так смотрю на него я. Люблю твои глаза. Люблю твое страдание. Люблю тебя.

Я пододвинулась ближе, обвила его руками, прижалась щекой к его груди, отерла слезы шелком его рубашки и шептала не переставая: «Люблю тебя, люблю тебя», – а он поднял мое лицо и поцеловал – впервые поцеловал меня по-настоящему.

Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку к постели. Он упирался, как ребенок, которого ведут спать.

Жан-Клод стоял у кровати с ничего не выражающим лицом, как он это умеет.

– Есть одна вещь, которую я должен сказать до начала. Я держу ardeur ma petite под контролем, но наступит момент, когда мне придется контроль снять. Я не могу ручаться за то, что произойдет после этого.

Мы с Ашером стояли рядом с ним, держась за руки. Он цеплялся за мою руку с горячностью почти болезненной. Но в голосе его не было напряжения, ощущавшегося в теле.

– Если бы я думал, что только ardeur заставляет Аниту желать меня, я бы отказался, потому что, когда ardeur остынет, она оттолкнет меня, как было раньше. – Он поднес мою руку к губам и поцеловал, почти не прикасаясь. – Но я знаю, что Анита желает меня. Ardeur может приходить и уходить, мне это теперь все равно.