– Состряпает?

– Все, что она с нами сделает. Она считает, что мы это проглотим и слова поперек не скажем.

– Она права, – ответил Ашер.

Я сдвинула брови, глянула на Ашера, но тут же стала вновь следить за дорогой.

– Но почему? Почему мы не можем любые угрозы или оскорбления воспринимать одинаково?

Он запустил руки в густые волосы, отбросил их с лица. Уличные фонари перекрестили его светом и тенью. Мы снова встали у светофора рядом с другой машиной. Там за рулем сидела женщина, она глянула на нас, потом посмотрела внимательней. Глаза у нее стали круглыми. Ашер не заметил. Я посмотрела на женщину, и она отвернулась, явно смущенная тем, что ее застали за таким неблаговидным занятием – глазеть. Американцев учат не смотреть пристально ни на кого, у кого есть недостатки. Отвернись – и его не будет.

Светофор переключился, и мы поехали. Ашер не заметил. Он показывал свое лицо незнакомцам и не замечал производимого эффекта. Как бы он ни был зол, как бы ни был печален, как бы что бы то ни было, о шрамах он не забывал никогда. Они владели его мыслями, действиями, жизнью. Раз он забыл, значит, ситуация серьезна донельзя, а я пока еще не понимала почему.

– Ашер, не понимаю. Мы защищались, когда сюда явились члены Совета. Мы подняли на них руку, очень старались убить. В чем разница?

Он отпустил волосы, и они легли золотым занавесом. Но не потому, что он был уже не так расстроен, – просто по привычке.

– В тот раз это не была Белль Морт.

– Так какая разница?

– Mon Dieu, ты не понимаешь, что для нас значит, что Белль – наша родоначальница?

– Очевидно, нет. Объясни мне. Мы ведь сейчас едем в «Цирк проклятых»? Времени по дороге хватит.

– Oui.

Он уставился в окно джипа, будто желая зачерпнуть вдохновение от электрических фонарей, стрип-баров и ресторанов быстрой еды. Потом повернулся ко мне.

– Как объяснить тебе то, чего тебе никогда не приходилось понимать? У тебя никогда не было короля или королевы. Ты американка, ты молода, и ты не понимаешь, что такое долг вассала перед сеньором.

Я пожала плечами:

– Наверное, не понимаю.

– Тогда как тебе понять, в чем наш долг перед Белль Морт и какое было бы… предательство поднять на нее руку.

Я мотнула головой:

– Ашер, это все хорошо в теории, но я достаточно имела дело с вампирской политикой, чтобы понять одну вещь: если мы поддадимся, она это оценит как слабость и будет давить и давить, чтобы выяснить, насколько именно мы слабы – или сильны.

– У нас нет войны с Белль Морт, – сказал он.

– Нет, но если она решит, что мы достаточно слабы, войны долго ждать не придется. Я видела, как у вас водится. Крупная вампирская рыба ест мелкую вампирскую рыбу. И мы не можем допустить, чтобы Мюзетт или Белль считали нас мелкой рыбой.

– Анита, ты все еще не поняла? Мы и есть мелкая рыба. По сравнению с Белль Морт мы очень мелкая рыбка.

Мне очень трудно было поверить, что мы – мелкая рыбка. Может быть, не слишком крупная, но это не то же самое, что очень мелкая. Но Ашер был настолько убежден, что спорить я не стала.

Я позвонила по сотовому и оставила сообщения по всему городу насчет преждевременного прибытия Мюзетт. Пусть Ричард на меня злится, но он остается частью нашего триумвирата силы: Ульфрик, Жан-Клод – Принц города, и я – некромант. Ричард – подвластный зверь Жан-Клода, а я – его слуга-человек, нравится нам это или нет. Еще я позвонила Мике – он мой Нимир-Радж и занимается всеми оборотнями, когда у меня другие дела. А другие дела случаются так часто, что помощь мне необходима. Еще Мика мой бойфренд, как и Жан-Клод. Вроде бы никто из них не имеет ничего против, хотя мне от этого как-то неловко. Меня воспитали в убеждении, что девушка не встречается с двумя кавалерами одновременно – по крайней мере всерьез.