На ее губах играла тень улыбки. Не кокетливой, не дружелюбной. Это была улыбка человека, который только что разгадал сложную головоломку или увидел долгожданное знамение в кроваво-красном закате. Глаза, темные и глубокие, как заброшенные колодцы, смотрели прямо на него. Не на его лицо – казалось, они сканировали что-то за ним, под ним, внутри.

– Долго, – произнесла она. Голос был низким, с легкой хрипотцой, словно она только что очнулась от долгого сна или, наоборот, долго кричала в подушку. Не громко, но каждое слово врезалось в тишину переулка, как осколок стекла.

Нуар моргнул. Его отработанные сценарии, его тщательно выстроенные мизансцены рассыпались, как карточный домик под порывом ураганного ветра.

– Что? – вырвалось у него, грубее, чем он рассчитывал. Маска хладнокровного Маэстро дала трещину.

– Говорю, заждалась, – она чуть склонила голову, и капли дождя сорвались с острого кончика ее красного зонта. – Этот город – как приемная у плохого дантиста. Все ждут своей очереди, морщатся от запаха дезинфекции и чужой боли, но никто не уходит. А я вот… ждала чего-то более… определенного.

Нуар молчал, переваривая. Это был не страх. Это было… приглашение? Вызов? Он почувствовал, как по спине пробежал холодок, но не тот, что от сырости. Это был холодок азарта, который он не испытывал уже очень давно.

– И чего же ты ждала? – спросил он, возвращая себе контроль над голосом, делая его нарочито ровным, почти безразличным.

Она снова улыбнулась, и в этой улыбке было что-то хищное, понимающее.

– Того, кто не боится испачкать руки. Того, кому скучно просто наблюдать, как этот мир катится в выгребную яму под аплодисменты идиотов. Того, кто захочет… подтолкнуть его.

Ее взгляд задержался на его руках. Нуар непроизвольно сжал кулаки. Он всегда считал свои руки инструментом. Совершенным, безжалостным. Но сейчас, под ее взглядом, они показались ему чем-то иным. Недостаточно выразительными?

– Ты много на себя берешь, – сказал он, все еще пытаясь нащупать почву под ногами. Этот диалог был похож на прогулку по минному полю. Каждое слово могло стать последним. Или первым.

– А ты мало, – парировала она, и ее красный зонт качнулся, словно маятник старинных часов, отсчитывающих мгновения до чего-то фатального. – Я видела таких, как ты. Тех, кто стоит на краю и смотрит вниз. Любуется бездной. Но не решается прыгнуть. Или столкнуть кого-то другого по-настоящему, с размахом. Так, чтобы брызги долетели до самых звезд.

Нуар ощутил, как внутри нарастает странное возбуждение, похожее на электрический разряд. Ее слова были не просто словами. Они были ключом, который подходил к замку, о существовании которого он сам только смутно догадывался.

– И что, если я решусь? – спросил он, подаваясь чуть вперед. Дождь теперь хлестал его по лицу, но он этого не замечал.

– Тогда, возможно, – она сделала шаг ему навстречу, сокращая дистанцию, ее глаза в полумраке блеснули, – этому городу наконец-то будет на что посмотреть. А мне… мне не будет так скучно.

Она остановилась совсем близко. Он чувствовал слабый запах ее духов – что-то терпкое, с нотками озона, как воздух перед грозой. И еще что-то – запах самой кожи, почти неуловимый, но тревожащий.

– У тебя есть имя? – спросил Нуар. Это был не праздный вопрос. Имена были ярлыками, бирками. Но сейчас ему нужен был этот ярлык.

Она рассмеялась. Тихо, почти беззвучно.

– Имена – это для тех, кто боится быть забытым. Можешь звать меня… Эхо. Ведь я именно то, чего тебе не хватало, не так ли? Ответ на твой невысказанный крик.

Эхо.

Нуар смотрел на нее, и мир вокруг – вонючий переулок, равнодушный дождь, далекий гул города – все это отступило, сжалось до точки, в которой были только он и она. Два отражения в луже грязи, готовые слиться в одно уродливое, но завораживающее пятно.