«Дама с красным зонтом!» – тут же окрестили ее в сети. Споры о том, кто она – сообщница Кукловода или его следующая жертва, которую он ведет на казнь, – не утихали.

А следом – еще одна находка. Какой-то подросток, из тех, что первыми обнаружили тело, вернулся на место преступления на следующий день – то ли в поисках адреналина, то ли оброненного телефона. И нашел. У самого входа в переулок, ведущий к театру, в грязи, почти незаметный. Маленький серебряный жетон, или брелок. Потускневший, странной формы – стилизованный плачущий глаз. Фотография этого «артефакта» мгновенно разлетелась по всем пабликам с подписью: «Смотрите, что я нашел у Театра Смерти! Это их знак?»

Нуар смотрел на фотографию жетона на экране. Он не помнил, чтобы у Эхо было что-то подобное. Он вообще не помнил, чтобы она что-то роняла. Он перевел взгляд на нее. Эхо сидела рядом, подперев подбородок рукой, и внимательно изучала комментарии под фотографией «плачущего глаза». На ее губах снова играла та самая, едва уловимая, всезнающая улыбка.

– Наша визитная карточка, – произнесла она тихо, не отрывая взгляда от экрана. – Теперь они будут искать не только почерк. Они будут искать символы. Начало положено, Маэстро. Публика ждет продолжения банкета.

Власть. Вот оно, это слово. Оно вибрировало в воздухе квартиры, смешиваясь с запахом табака и предвкушения. Они дернули за ниточки, и марионетки – весь город – заплясали. И это было только начало. Нуар чувствовал это каждой клеткой своего тела. Начало их совместного, грандиозного представления. И плевать, что у него появились незваные «соавторы» в лице безликой толпы. Главное – дирижерская палочка все еще была в его руках. Или ему так казалось.

Глава 6

Шериф Кейл Холден ненавидел запах старых, заброшенных зданий. Смесь пыли, тлена и несбывшихся надежд всегда вызывала у него глухую мигрень, точно такую же, какую он испытывал после многочасовых совещаний с городскими чиновниками, где слова лились рекой, а смысл тонул в бюрократическом болоте. Заброшенный кукольный театр на окраине смердел особенно сильно, словно концентрированная эссенция городского упадка.

Он стоял посреди зрительного зала, такого же пустого и выпотрошенного, как обещания мэра перед выборами. Фонари криминалистов выхватывали из мрака ошметки былой роскоши: облезлый бархат кресел, потрескавшаяся позолота на лепнине, сцена, на которой когда-то разыгрывались сказки, а теперь – лишь одна, последняя, отвратительная постановка.

– Что у нас тут, Дженкинс? – голос Холдена был ровным, чуть усталым, но без тени дрожи. Он видел многое за свои пятьдесят с гаком, и удивить его было сложно. Хотя этот случай… этот случай определенно старался.

Дженкинс, молодой криминалист с лицом вечного студента и глазами, в которых уже поселилась профессиональная тоска, нервно сглотнул.

– Жертва – Артур Пим, сорок два года, мелкий клерк из мэрии. Руки-ноги целы, если не считать… финальной аранжировки. Смерть наступила от множественных колото-резаных, но не это главное, шериф. Главное – как его оставили.

Холден медленно кивнул, его взгляд был прикован к «инсталляции» в центре зала. Пим, или то, что от него осталось, сидел в зрительском кресле, его голова была неестественно повернута к сцене. На коленях – сломанная кукла-клоун с застывшим оскалом. На груди – обрывок старой театральной афиши: «Грандиозное представление! Не пропустите!»

– Театралы, – пробормотал Холден, скорее для себя, чем для Дженкинса. – Или претендуют на это. Есть следы? Что-нибудь, за что можно зацепиться в этом балагане?

– Пока не густо, шериф. Перчатки, похоже. Ни одного четкого отпечатка пальцев на «реквизите». Место затоптанное – сначала эти подростки-идиоты, потом наши орлы. Но мы работаем. Есть кое-что странное на боковом выходе, но об этом позже, нужно проверить.