Кондуктор же смутился, словно нежная девица, опустил глаза долу и залепетал смущенно, стараясь не глядеть на цыганку:

– Нет, нет, что вы, я не могу. Я занят, я на работе, – он слегка попятился.

Елена понимающе улыбнулась. Давно ли она сама позорно трусила при виде их ответственного приятеля. Виталий осторожно дотронулся до плеча цыганки.

– Эй, успокойся.

Но та, вздрогнув и словно бы очнувшись, резко и непонятно закричала, отшвырнула гранатовую перевязь подальше и на полном ходу выскочила из трамвая.

Кондуктор бросился за ней следом.

– Здесь нет остановки, здесь нельзя выходить!

Он налетел на плотно запертые двери. Трамвай катил дальше под приглушенные смешки вагоновожатых.

– Но я же!.. Как же это!.. Ведь так нельзя! – бесновался кондуктор, дергая за дверные рычажки и ручки.

– Воровка! Она у меня деньги украла! – закричал Виталий.

Он уже обшарил карманы и не досчитался бумажника, часов, запонок, портсигара, булавки для галстука – всех тех милых мужских безделушек, что так выгодно выделяли его среди себе подобных. Он попытался отпихнуть кондуктора от двери, но тот крепко вцепился в ручки.

– Тут-не-ль-зя-вы-хо-дить! Тут-не-ль-зя-вы-хо-дить!

Елена нагнулась, подбирая гранатовую перевязь. Кондуктор за ее спиной ритмично бился головой о дверь, издавая гармоничные металлические звуки. Трамвай дребезжал, будто уже начал разваливаться. Сверток истошно вопил. Да не просто вопил, но орал, заходясь в истерике. Елена разворачивала тряпку за тряпкой, как капустные листы, пока в ее руках не оказалось упитанное розовое тельце. В глаза ей взглянули живые черные глаза, и в вагоне воцарилась тишина.

– Девочка, – раздался из-за плеча голос кондуктора. – Беленькая какая, хорошенькая! Так вот чего эта дрянь испугалась, ребенок-то не ее, краденый. Ну ладно, я – должностное лицо при исполнении. Давай сюда, я сдам ее в стол находок.

– Как это, живого человека в стол находок? – удивилась Елена, успев заметить нехороший проблеск, искрой проскользнувший в глазах кондуктора.

– Ну, оговорился, в полицию сейчас сдам.

Но та неожиданная мысль и непонятное торжество в его глазах заставили Елену остановиться.

– Давай, ну, ты, безбилетница, – кондуктор чуть ли не силой выдернул девочку из ее рук и двинулся наружу, бросив через плечо, – дальше сама доедешь. Следующая конечная. Ча-а-о!

Елена побрела за ним, роняя бессмысленное:

– Мне не до конечной, нет, я еще не доделала, не закончила еще. У меня испытания, я отчет не сдала.

Но уши уже заложило звенящим визгом. Навстречу кондуктору, тесня его от начавших открываться дверей, ввалилась пестрая галдящая толпа. Трамвай вмиг наполнился людьми. Полицейский тащил за руку упирающуюся, орущую цыганку, на них напирали ее подруги по табору, преследуемые полными достоинства людьми с неопределенными знаками отличия. В хвосте процессии радостно подпрыгивал Виталий:

– Поймали кралю!

Елена на мгновение задумалась, от «красивая» или «украла» он произвел эту самую кралю, но вагоне уже стало душно от криков, звездчатых погон, цветастых платков и взаимных обвинений. Гаишник, пришедший проводить техосмотр, кондуктор, державший на руках ребенка, налоговый инспектор, вахтер и водопроводчик требовали каждый свое, наседая на Елену. Табор звенел монистами, и то ли плясал в трамвайном чаду, то ли рыдал на дюжину голосов. Снова оглушительно завизжала пойманная цыганка. В давке с нее сорвали платок, обнажив короткие жесткие кудряшки, под которыми полыхали угли глаз. Цыганка оказалась совсем молоденькой, похожей на попавшего в западню волчонка.

– Это не та, – сказала Елена. – Та была старая, а эта – девчонка. И ребенок не ее.