Город остался позади. Вокруг распахнулось поле клевера, и она, в стынущей на ветру крови, пошла по нему навстречу звездам.

Маша Каткова хотела любить. Особенно это желание обострялось весной, когда просыпавшаяся вокруг природа начинала вести себя просто неприлично – всюду журчало, звенело и капало, из тоненьких коричневых веточек начинали лезть остренькие клейкие листочки, а по ночам за окном мучительно и протяжно, надрываясь и постанывая, кричала какая-то птица. Все вокруг с жадностью и доходящей до наглости настойчивостью хотело жить, жить, жить и размножаться. Но Маша очень сомневалась в том, что эта жадная природная сила имела хоть какое-то отношение к тому, что на самом деле называлось любовью. Она хотела именно любить, а не быть слепой игрушкой природной энергии, которая не разбирается в тонкостях и отдельных моментах, не спрашивает о согласии, вообще не интересуется твоим мнением, а просто навязывает одну-единственную модель поведения. Конечно, противостоять этому было невозможно, особенно весной, но, покидая очередного случайного любовника, Маша в очередной раз думала, что нет в этом физиологическом влечении никакой любви, нет и быть не может. Любовь – это явно что-то другое.

Книги и особенно фильмы создавали впечатление, что женщина не может существовать без любви, что любовь – это неотъемлемая часть ее личности и что без любви она не совсем полноценна. Под любовью чаще всего понималась эмоциональная зависимость от другого человека, которая непременно возникала с первого же взгляда. Одного взгляда было достаточно, чтобы разумная и вполне удовлетворенная жизнью женщина превращалась в истеричку, чье психологическое благополучие зависело от присутствия вблизи нее некоего существа мужского пола. В данном случае было неважно, как именно мужчина реагировал на внезапную женскую одержимость, важно было то, что женское существование наконец-то становилось осмысленным и значимым. В жизни мужчины отсутствие любви такого значения не имело. У мужчин были работа, друзья, мировая тоска, поиски самого себя и прочие внутренние проблемы, которые не могли заполнить и на самом деле вовсе не заполняли женскую жизнь. Даже если у них в бытовом плане все было в полном порядке, женщины тосковали о невероятной любви, о каком-то невыразимом счастье, получить которое на самом деле вряд ли было возможно.

В ранней юности Маша потратила довольно много времени на мечты, скроенные по лекалам кинематографа. Она воображала себя сидящей за маленьким столиком в кафе на парижской улице, напротив нее находился мужчина, улыбавшийся ей снисходительно и уверенно, как будто знал о ней все лучше нее самой. Или же представляла себя с мужчиной на смотровой площадке в горах над морем – они стояли, держась за руки, и смотрели, как в поблескивающих стальным блеском волнах отражается темно-желтое, чуть отдающее по краям фиолетовым закатное солнце. Или они вместе с мужчиной ехали в машине по лесной дороге, и им добродушно кивали склоненные ветви деревьев. В общем, продолжать ряд картин можно было бесконечно, однако впоследствии оказалось, что наслаждаться красотами природы и интересными достопримечательностями гораздо лучше в одиночестве. Мужчины мешали восприятию прекрасного, они постоянно требовали внимания, желали разговаривать о самих себе, строить ближайшие планы или просто нести чепуху, как глухари на току, прислушиваясь исключительно к звуку собственного голоса. И в музеи, и на выставки, и в экскурсионные поездки гораздо лучше было брать подружек – они, по крайней мере, не перетягивали одеяло полностью на себя и могли хотя бы иногда интересоваться чем-то кроме своей великолепной персоны.