– Бабушка когда-нибудь говорила о ковене? Может быть, она знала кого-то, кто в нём состоял? – осторожно спрашиваю я.

Мама почти ничего не рассказывала мне о жизни хранителей. Только то, что мой дедушка был одним из лучших. Но он погиб в автокатастрофе, когда мама была ещё маленькой девочкой, поэтому я его не знала.

Мама по-прежнему вертит стратагему в руках и будто разглядывает сигилы – но её глаза при этом устремлены куда-то вдаль.

– Нет. Она не имела к хранителям никакого отношения – разве что была замужем за одним из них. Твой дедушка не посвящал её в свои дела. Их брак сам по себе был в каком-то смысле необычным. Хранители, как правило, не женятся на простых гражданах.

– Простых гражданах? – переспрашиваю я. – Ты говоришь так, будто хранители – это какая-то военная каста.

– Думаю, они себя таковыми и считали. – Мама поднимается, держа шкатулку в руке, и ногой закрывает дверцу. – Мне было всего десять лет, когда умер мой отец, а твоя бабушка с тех пор ни словом не обмолвилась о хранителях. Она не хотела иметь с ними ничего общего.

– А хранители ещё остались?

Мама, задумавшись, склоняет голову набок.

– Не знаю. Сара пытается их разыскать, но лично я не уверена, что хочу этого. Что, если они потребуют, чтобы мы с тобой присоединились к ним? – Маму пробирает дрожь. Свободной рукой она указывает на шкатулку. – Нам и этого более чем достаточно. Я знаю, милая, что этот призрак пугал тебя в кукурузном поле. Я подумала, может быть, тебе жутко оттого, что теперь эта шкатулка находится у нас в доме. Хочешь, я попрошу Сару забрать её? Она была бы не против.

Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу:

– Зачем ей брать это к себе в дом?

– Полагаю, чтобы продолжить исследование насчёт её предков. И если она найдёт кого-нибудь из хранителей, может быть, они избавят её от этой штуки. – Мама идёт в тёмный коридор и включает свет.

Я иду вслед за ней к двери в подвал:

– Куда ты её несёшь?

– Знаешь, пусть лучше эта шкатулка побудет внизу, пока я не отдам её Саре, – отвечает мама. – Может, оттуда мы не услышим, как она стучит.

– Но не лучше ли присматривать за ней?

Мама ласково смотрит на меня:

– Не беспокойся из-за этого, хорошо? Я позабочусь обо всём.

Я скрещиваю на груди руки и искоса смотрю на неё:

– Мама…

– Я знаю. – Она машет на меня рукой. – Иногда можно подумать, что, будь у меня такая возможность, я бы где-нибудь забыла свою голову. Но я обещаю, что утром я в первую очередь проверю, как там стратагема. А ты, если услышишь ночью что-нибудь странное, непременно скажи мне, хорошо?

– Хорошо.

Мама кладёт ладонь на дверную ручку:

– А, кстати! Раз уж я всё равно иду вниз, взять тебе ту ведьминскую шляпу? Которую надевала Рози, когда вы ходили на фестиваль урожая. Я знаю, ты не хотела наряжаться на завтрашнюю вечеринку – но, может быть, шляпа поднимет тебе настроение до праздничного?

– Нет, не надо.

Я иду к лестнице и поднимаюсь на площадку, где Уголёк по-прежнему сидит, не отрывая глаз от стратагемы у мамы в руке.

– Я не буду наряжаться.

Мама слегка улыбается:

– Ты уверена? Я удивлена, что Рози не убедила тебя подобрать образ за компанию с ней и Итаном.

– Она пыталась. – Я топаю ногой по последней ступеньке. – Но я ни за что не оденусь персонажем из «Отдела призраков».

– А-а-а. Ну конечно, кем ещё они могли одеться. – Мама усмехается и спускается в подвал. – Через пару минут я зайду к тебе пожелать спокойной ночи.

Я беру Уголька на руки и несу его в комнату, стараясь выбросить из головы все мысли про ковен ведьм, призрака и зловещую шкатулку. Сейчас у меня есть проблемы посерьёзнее. Завтра вечером идти на дискотеку. Пусть я приду не в костюме, но там всё равно будет громкая музыка. И толпы бесящих меня людей. И танцы.