И женщинам сложно. – Он скривил лицо. – Вы даже не поверите, какие мерзости, какие гадости происходят. Всякий раз, когда я заглядываю в дела, я разочаровываюсь в человечестве. – Тут он понизил голос, будто кто-то мог нас услышать. – Вот скажите, господин комиссар, зачем мы вообще влезли в эту сирийскую историю? Гуманитарная помощь – это правильно, но разыгрывать из себя еще одну сторону конфликта? Зачем? Что у нас за интересы в этой Сирии?

Похожий вопрос крутился и у меня в голове, он заводил в тупик, огорчал и расстраивал.

– Нет мерзости хуже политики, дорогой мой Мюнир, – сказал я. – А если уж туда вмешивается религия, то пиши пропало… Но мы сейчас живем в такое время. Более того, цену за это должен платить весь народ. Конечно, нам хочется помочь этим бедным сирийцам хоть немного, но, к сожалению, даже с этим мы не справляемся. Так, всё, ладно, давай закончим на этом…

В дверь постучали, она приоткрылась, и я увидел рыжеволосого и полноватого молодого полицейского.

– Давай, Реджаи, проходи. Ну-ка, скажи, что там случилось с этим ребенком, Фаххаром Эль-Кутуби? Он пропал три дня назад.

Реджаи боязливо покосился на меня, видимо, подумал, что я проверяющий, и, встав навытяжку, спросил:

– Что за Фаххар, Мюнир-бей?

Я подумал, что Мюнир сейчас сорвется, но нет:

– Ребенок из Шишли.

– А! Вы про девушку-попрошайку? Так ее грузовик сбил…

И вот тут мой коллега, не выдержав, заорал:

– Какой, к черту, грузовик, Реджаи! Я о пропавшем спрашиваю!

Рыжеволосый громко сглотнул:

– Шеф, но та девушка тоже числится в пропавших! Ее вроде бы в больницу отвезли, но я пока не проверял…

– Реджаи, прекращай! – рявкнул Мюнир. – Фаххар, по-твоему, женское имя? Я про мальчишку, который работал в кондитерской, а вечером не пришел домой.

– А-а-а, вы про него… – Снова бросив на меня опасливый взгляд, полицейский сделал шажок вперед. – Я лично сходил в кондитерскую и со всеми поговорил. Мальчик действительно пришел на работу утром, но довольно скоро у него начались боли в паху. Боли были настолько сильными, что ему даже на ногах стоять сложно было. Поэтому его отвезли в больницу Этфаль. В больнице была большая очередь, и паренек, который его туда отвел, ждать не стал, поехал обратно на работу. После этого о Фаххаре не было никаких вестей…

Мюнир насупился:

– И что же, ты съездил в больницу? Поговорил с врачами?

– Как я мог не поехать, поехал, конечно. И с врачами, и с медсестрами, и даже с сиделками разговаривал, кто дежурил в тот день. Но все в один голос утверждают, что такого мальчика не видели. Я проверил журнал поступающих больных – Фаххара там нет.

Мюнир пальцем показал на компьютер:

– Почему здесь нет того, что ты мне только что рассказал?

Пухлые щеки полицейского еще сильнее покраснели:

– Времени не было, шеф. Вы мне сказали работать над делом двух сирийских девочек, которых в сексуальное рабство забрали. Помните ведь того продавца тросов и веревок из Тахтакале [26], Абдуррахим его звали. Мы еще обыск устроили в его доме в Башакшехире [27]. Он кричал, что официально заключил временный брак [28], и не хотел пускать нас в дом. Пришлось заставить… Три последних дня я этим делом и занимался. Честно, шеф, я ночью всего два часа спал. Вы же сами знаете, что мы работаем на износ. Нам нужны еще сотрудники…

Мюнир, не зная, что на это ответить, бросил на меня взгляд в духе: «Ну вы видите, как у нас дела обстоят», а потом произнес:

– Понятно, Реджаи, все понятно. С этим Абдуррахимом ты уже разобрался, теперь примись за поиски Фаххара.

На полицейском явно висела еще куча дел, и он попытался возразить: