– За троих все уминаешь! – Усмехнулся Яром, облизывая с пальцев мед прозрачный.
– А тебе жалко, да? – Обиделся СэрТумак.
Гадина подала ему еще хлеба, и обида Сэра Тумака растаяла. Облил он ломоть медком и улыбнулся ей.
Всем богат был Посад, славой торговой известен, а теперь и славой военной. Всяким товаром похвастать мог. Своего – склады трещат, чужого – тысячи возов под навесами стоят. И чего только здесь нет! А чего нет, не беда, купцам слово молви, пройдет время и появится.
Да, известен Посад. И не малую толику в известности той составляет слава хлеба Посадского. Ароматный, нежный, сам во рту тает. А если его медком полить да молочком парным запить – тут кто хочешь голову потеряет. Изысков в Посаде всегда хватало всяких и на любой вкус. Кто хочет осетра – пожалуйста, крабов заморских – бери корзинами, фрукты, овощи – всего вдоволь. Из разных земель товар такой шел. А вот хлеб и мед были свои, посадские. Были свои, а стали известны во многих землях дальних…
Глава 3
Яром взялся за дело со всем рвением, на которое была способна его деятельная натура. То есть, с ленцой. Вызвал Пустолоба и, поедая картошку с маслом мятую, велел ему:
– Ты вот что… ммм… собери дружинников статных.
– Соберу, обязательно соберу. Не изволите беспокоиться.
– Ага. Вот после обеда и собери… ммм. Всё понял? Ступай.
Пустолоб, пятясь, вышел из избы воеводы и опрометью бросился в слободу дружинную.
В час положенный, послеобеденный, когда любой уважающий себя военачальник предаётся воспоминаниям о битвах минувших, смежив веки и для пущей конспирации похрапывая в кровати мягкой, Яром со сном боролся. Чем являл пример разительный с военачальниками другими. Ждал Яром дружинников своих, ждал и о деле думал.
Явились хорошие, явились званные. Один выше другого, в плечах сажень косая, в глазах озорство. Встали перед воеводой, в струнку вытянулись.
Широко зевнув и муху назойливую отогнав, осмотрел Яром молодцов своих и довольно хмыкнул.
– Хороши, вояки. Хороши. Вот, значит, задача какая. Есть слушок от людей доверенных. Понаехало в Посад шпиков тьма.
Удивился себе Яром. Чинно то как заговорил, а. Это тебе не бока отлёживать. Это, понимаешь, о безопасности Посада заботиться. Выпятил грудь колесом Яромушка, прошёлся вдоль строя дружинников, да как гаркнул вдруг:
– Что сопли распустили?! Чтоб ни одна муха без нашего ведома из Посада улететь не могла! Чтоб ни одна мышь полевая в амбарах зерно таскать не смела, если мы о том не знаем! Понятно, касатики? Не слышу.
– По—нят—но! – Рявкнули дружинники.
– То—то. И смотрите у меня, коли станет кому известно где шпик находится, самому в пекло не лезть. Мне сообщить.
– А чего его искать? – Удивился Пустолоб. – В каждом кабаке он есть. Да на ярмарках и базарах не мало его найдётся.
– Кого? – Опешил Яром.
– Как кого? Шпига.
– ШПИГА?!
– Да. Какой хочешь есть – солёный, копчёный. Да вы… сами… знаете. А что? Что я такого сказал, а?
– МОЛЧАТЬ!!! – Яром подскочил к Пустолобу и ткнул пальцем в лоб его. – МОЛЧАТЬ! На болото к нечисти отправлю! В походах дальних сгною! Тьфу!
Пустолоб побледнел, спиной к стенке прижался. Палец Ярома точно гвоздь в лоб упёрся.
– Всем видимость поисков рьяных создать! Но никого не хватать! За чубы в остроги не тащить! Если кто подозрительный из Посада уехать захочет – препятствий не чинить! Но мне доложить о том немедля! Понятно? А теперь вон все! И что бы сейчас же за службу взялись! Дармоеды! В—о—о—н! А ты, – Яром убрал палец со лба Пустолоба, – за всё отвечать будешь! И если что не так, смотри, не только места лишишься, но и из дружины вылетишь в два счёта!