– Да потому, что я это сделал! Я добавил в неё ещё один компонент, в этот сука, коктейль Молотова! – с криком взорвался Павел Степанович. – Когда она, после согласования, находилась у нас в лаборатории, в эпидемиологии! Мне предложили, я согласился!

– Кто тебе предложил? Кто тебе вообще мог такое предложить? Ты чего несёшь, придурок? – слегка на повышенных тонах недоумевая, выдал главврач.

– А ты сам не догадываешься кто? Я не спрашивал, для чего, для кого всё это понадобилось! Просто выбрал из двух зол ту, в которой и вознаграждение есть не хилое, и карьера! А вакцину против того, что у нас сейчас, с тобой мы уже получили! Скоро выйдем отсюда здоровые. – смягчившись, словно вышедший на волю фурункул, Степаныч горделиво растекался, наивно предвкушая пополнения запасов своего тщеславия. – Прости, ну не мог я тебе раньше этого рассказать. Ну, не мог, пойми.

– Хрен мы отсюда выйдем. – тяжело проговорил Николай Николаевич, крепко охватив голову обеими руками. Он потерянно и беспорядочно водил ладонями по лицу, по волосам, и при этом, неразборчиво, он всё что-то бормотал. – Ты… Ты скажи… Тебе сколько лет? Двадцать? Ты что, пацан зелёный?

– Чего ты взъелся? Я знаю, что ты не перевариваешь власть в любом её проявлении, в любых её погонах, поэтому и не стал заранее тебе ничего говорить. Я же знаю тебя.

– Нет, ты не проститутка. – огненной лавой взорвался Николаич. Он с грохотом ринулся к стеклу, словно бы хищник в клетке. Да так, что его собеседник тут же отскочил. – Ты урод! Ты конченый урод! Ты сам понимаешь, что ты сделал?

– Чего ты орёшь? Всё нормально будет! – сквозь кашель пытался вставить тот.

– В крематории нам нормально будет! Какая, на хрен, вакцина? Кто там о тебе, сука, вспомнит? Я теперь понял! Я! Теперь я всё понял! Теперь все пазлы сошлись! – не прекращаемым потоком дико выдавал Николай. – Посмотри, ублюдок, эту вакцину, которую по официальной версии я утвердил, в которую ты, тварина, положил гос., сука, заказ… Посмотри, она уехала в страны Европы, как гуманитарная помощь! Прежний, изначальный вирус… Да чёрт бы с ним! Его можно было одолеть! И я это сделал! И ты это знаешь! Ты понимаешь, что всё это сейчас значит? Ты взгляни, взгляни на Европу, посмотри! Откуда у них там столько больных взялось, причём внезапно? Они теперь там пачками умирают! А симптомы все идентичны нашим с тобой! Не знаешь, откуда это всё взялось? Не заметил, нет? Они у нас с тобой один в один! Если бы ты хоть каплю разбирался в медицине, не в твоих, вонючих бумажонках, а в настоящей практике. То ты бы давно понял, что тебя использовали как презерватив и там же бросили, где-то в подворотне. – весь красный, вспотевший от волнения главврач стремительно терял силы. Он, тяжело дыша, опустился на одно колено, пытаясь хоть как-то собраться.

– Не гони волну! Это вполне может быть совпадение! Они гарантию дали, что не оставят нас и знаешь, я им верю!

– Тебя что, опыт коммунизма ничему не научил? Там тоже все искренне верили в светлое будущее. И что? – уже хрипя, он продолжал выходить из себя. Почти в беспамятстве Николай Николаевич кричал и без разбора ударял о стену руками. – Нет, ты не проститутка, ты – Иуда! Погнался за монетой! По трупам пошёл за грёбаной копейкой!

Главврач, опираясь о стену, урывками близился к полу, задыхаясь и корчась, то ли от начала активной фазы вируса, то ли от полного нервного истощения. Он слабел и менялся буквально на глазах. Степаныч смотрел на него каким-то растерянным, детским взглядом, в котором легко можно было прочесть искренность, привязанность к другу и одновременно полное непонимание всего того масштаба, что начинал их неизбежно сдавливать. Да, в сердце, во взгляде его ещё теплилась любовь. Она вероятно там была всегда. Но вот связь с головой, с его реальностью она давно уж потеряла. Поэтому он стоял и продолжал просто не понимать всей серьёзности слов, сказанных о нём. Он не понимал положения дел и не понимал даже того, что скоро наступит конец.