А через месяц в его офисе появилась скромная табличка: «Фонд помощи онкобольным». Первый чек он выписал дрожащей рукой.

– Это не искупление, – прошептал он, глядя в окно. – Просто… начало.

Духовник подул на стол – ветер перевернул календарь. На фото был мальчик с копилкой.

Анна писала стихи кровью. Не буквально – но каждое слово оставляло на бумаге рваный след, будто вырвано из груди. Её тетрадь пахла полынью и пеплом. Вдохновение, когда-то лёгкое, как птичий взмах, теперь напоминало пытку: строки рождались кривыми, обожжёнными, словно сквозь них продирался кто-то чужой.

Духовник чувствовал это чужое. Оно витало в её квартире – липкой тенью на стенах, шепотом в старом радиоприёмнике, внезапным холодом в чашке чая. Но когда он попытался стереть тень светом, тьма ответила смехом.

– —

Первая метка: Чернильное зеркало.

Анна нашла его на блошином рынке. Карманное зеркальце в оправе из чернёного серебра. Продавец, мужчина с глазами цвета мокрого асфальта, сказал:

– Оно показывает суть.

Она заглянула – и увидела не лицо, а строки. Свои стихи, но… иные. Яростные, точные, режущие. Такими они должны быть.

– Сколько? – спросила Анна, не замечая, как её пальцы почернели от прикосновения к оправе.

– Бесплатно, – улыбнулся мужчина. – Для таланта.

Зеркало зашептало по ночам.

– —

Искажение.

Духовник послал Анне сон: поле ромашек, где капли росы складывались в строфы. Но тьма вплелась в него, превратив цветы в пепел, а слова – в шипящих змей.

– «Ты слаба», – прошипели змеи. – «Настоящее искусство требует жертв».

Анна проснулась с криком. На столе лежал новый стих – о разбитых зеркалах и криках в пустоте. Лучший за год.

– —

Встреча с Тенью.

Тёмный Проводник явился к ней в облике музы. Платье из дыма, голос как скрип заржавевших качелей.

– Я научу тебя летать, – сказала она, касаясь лба Анны. – Но крылья вырастут из костей.

Анна согласилась. Не словами – дрожью в пальцах, когда писала очередную строчку о боли.

Духовник пытался вставить в её сны свет:

– Ветер принёс обрывок детского стишка: «Солнце в маминых глазах».

– В кафе незнакомец оставил книгу с закладкой на странице о надежде.

– Даже лужа у подъезда отражала небо, а не грязь.

Но Тёмная Муза смеялась, закрашивая небо чёрным:

– «Они хотят, чтобы ты осталась никем».

– —

Поединок без оружия.

Духовник вошёл в зеркало. Там, среди изломанных отражений, стояла Анна – с пером из шипов и глазами, полными шторма.

– Ты можешь остановиться, – сказал он.

– Почему? – она повернулась, и за спиной взметнулись крылья из обугленной бумаги. – Наконец-то меня «слышат».

Он показал ей видение:

…Девочка Анна в библиотеке, пишущая стишок на обороте формуляра. Восторг, когда учительница прочитала его вслух.

…Могила отца, где она просила: «Научи меня не бояться».

…Первая публикация – не громкая, но искренняя.

– Это не ты, – прошептала Муза, обвивая её шею дымом. – Ты переросла эту слабость.

Анна закрыла глаза.

– —

Выбор.

Утром она разбила зеркало. Осколки отразили тысячи её лиц: испуганных, злых, потерянных. Среди них мелькнуло одно – детское.

– Довольно, – сказала Анна и бросила тетрадь в печь.

Пламя взвилось синим, выплюнув пепел, который сложился в слово: «Прощай».

Тёмный Проводник исчез, оставив после себя запах гари. Анна купила новую тетрадь. Первая страница оставалась пустой неделю.

Однажды она услышала, как соседский мальчик напевал песенку про солнце. Вышла во двор, села на скамейку. Достала карандаш.

Первая строчка родилась тихой, как дыхание:

«Свет пробивается даже сквозь швы…»

Духовник, ставший лучиком на краю листа, не стал шептать подсказки. Просто согрел бумагу.