(курсив мой. – О.К) такого же материально-чувственного предмета»[127]. Лосев объясняет это тем, что, например, неоплатоники полагали, что объективная действительность есть всеобщий ум. «Он-то и есть подлинное творческое начало»[128]. И поскольку он является создателем действительности, то его творческая активная сторона «является уже не столь активной, но содержит в себе также и элементы пассивности, страдательности»[129]. А вот цитата из Прокла, приводимая Лосевым ниже: «Фантазия, с одной стороны, является формообразующим мышлением, стремится быть знанием тех или иных умопостигаемых предметов. А чувственное восприятие, с другой стороны, при помощи мнения познает то же самое как становящееся. Кроме того, фантазия есть некоторого рода страдательный ум, внутренне стремящийся к энергии, а ослабевающий вследствие снижения до лишенности»[130]. При этом Лосев замечает, что в такой общей форме упоминание о фантазии как о некой середине между умом и чувственностью в позднем неоплатонизме встречается не раз. Запомним эти выкладки и пойдем дальше.

По мнению А.Г. Дугина, который уделяет в своих работах термину Imagination достаточно большое внимание, очень приблизительно его можно было бы перевести как «мир воображения», поэтому он использует французский вариант этого термина в русской транскрипции – «имажинэр» – и дает ему следующее определение. Имажинэр – некое первичное свойство, представляющее собой одновременно воображение как способность (инстанция); то, что воображается; того, кто воображается; сам процесс (воображение как функция); нечто, что является общим и предшествующим и тому, и другому, и третьему (собственно имажинэр)[131].

И далее он совершенно справедливо замечает, что «понять содержание мистических теорий исламской традиции, иудейской каббалы, китайского даосизма, алхимических учений и процедур … возможно только в том случае, если мы отойдем от жесткой дуальности „субъективное-объективное“ и признаем онтологическую самостоятельность за той инстанцией, которая находится между ними, то есть за воображением, имажинэром»[132].

В своем исследовании имажинэра А.Г. Дугин ссылается на работы Жильбера Дюрана, который ввел фундаментальный для теории антропологического проекта термин «траект» (traectum). Он «образован от латинского tras – „через“, „между“ – и jaecere – „бросать“, „кидать“, „метать“. От этого же глагола (от его причастной формы jectum, „брошенное“) образованы важнейшие философские и научные категории „субъект“ и „объект“. „Субъект“ – то, что „положено ('брошено') под“, то есть „подлежащее“. „Объект“ – то, что „положено ('брошено') перед“, то, что метнули перед, то есть „предмет“. Между ними находится „траект“, „брошенное между“»[133].

«Антропологический траект – придание самостоятельного онтологического статуса тому, что находится „между“ – между субъектом и объектом, между природой и культурой, между животным и рациональным, между духом и жизнью, между внутренним и внешним, между проектом (будущим) и историей (прошлым).

Траект – это „схема“, „маршрут“, „траектория“, которая предопределяет структуры и структурные ансамбли, режимы и группы форм, динамические взаимодействия и столкновения, оппозиции и сближения, но ничего не говорит об идентичности того, что в этом траекте участвует, так как сама идентичность есть не нечто постоянное, но следствие, результат самого траекта. Объект и субъект суть функциональные следствия антропологического траекта, они конституируются им как ролевые идентичности»[134].

Исходя из этих соображений, воображение есть визуальная карта, распростертая антропологическим траектом. Эта карта и есть образование внутреннего и внешнего мира