Очень мне всё это не понравилось уже тогда, когда я за три дня до этого решил приехать сюда, чтобы посмотреть на место.

Я лихо перемахнул через ограду детского садика и быстро перебежал к кустам, примыкавшим к глухой стене здания. Как я и предполагал, мой курьер «Тридцать восемь рублей» уже стоял на месте, ожидая и нетерпеливо стукая коленом по коричневому чемоданчику. План мой был прост. Если контакт с моим курьером состоится нормально, то я выйду из укрытия и сам передам карточки по назначению. Или…. Или придётся действовать как-нибудь по-другому.

Я считаю, что здесь мне так крупно повезло в жизни первый раз. Прибудь я на место хотя бы минутой раньше, кто знает, писал бы я эти строки?

Подкрадываясь к месту наилучшей видимости, я вдруг заметил, что какой-то человек в серой куртке тоже пробирался с другой стороны к кустам, примыкавшим к месту на территории детского садика. Я вовремя сообразил, что делать, и, согнувшись в три погибели, юркнул в чрево фанерного детского теремка. Слава богу, он меня не заметил, и – только потому, что я пришёл сюда на тридцать секунд позднее. Отсюда я почти не видел моего курьера, но видел огромную спину ожидавшего его человека в серой куртке.

Человек некоторое время оглядывался, а потом исчез из моей видимости. Из кустов он не выходил, поэтому я предположил, что он просто сиганул вперёд через ограду садика к моему курьеру.

Я оказался в растерянности, не получалось наблюдать, что там происходило на месте за территорией детского садика. Для этого надо было подобраться поближе. Я колебался в сомнениях, надо ли прямо сейчас бежать на место или ещё подождать сколько-нибудь. Мои колебания продлились всего минуты полторы, после чего я осторожно двинулся к тому месту, где видел человека в серой куртке.

Картина мне представилась следующая. «Тридцать восемь рублей» валялся на земле лицом к небу, а в конце арочного проезда поспешал человек в серой куртке, держа в руках тот самый чемоданчик. Было достаточно светло, чтобы я смог разглядеть кровавый «контрольный выстрел» на лбу этого моего курьера. То была большая неприятность как для него, так и для меня в том числе. Это было слишком круто. Я то боялся, что его в крайнем случае просто скрутят или бандюки, или правоохранительные органы. Потом, конечно, – отпустят, поняв, что ошиблись. Но такой суровый вариант и сразу, – это было весьма неожиданно и печально. Стало быть, мне подписали приговор.

Я не стал перелезать через забор, а побежал вдоль него по эту сторону ограды, стараясь не выпускать из виду серую куртку, едва заметную сквозь кусты. Хоть мне и стрёмно было очень, но я хорошо понимал, что теперь должен таки за жизнь бороться. Если струшу, – то погибну. На подходе к магистральной улице человек сбавил торопливый шаг, чтобы не выставляться среди редких прохожих, бредущих по тротуару, и направился к стоящему у дороги чёрному джипу. Это был тот самый джип, который я уже неделю назад видел у дороги, когда мучился сомнениями о том, заметила ли меня камера внешнего наблюдения.

Правильно я рискнул в том, что проследил за этим человеком. Теперь я понял, что, во-первых, меня начали ловко «пасти» сразу после получения задания. Во-вторых, наверное они решили, что камера меня всё-таки заметила. Тем самым я обозначился как порочное звено в их цепи, и меня решили «зачистить». Увы, если бы не камера, у них такой и резон бы не возник, чтобы идти на убийство. В-четвёртых, – в покое меня теперь точно не оставят.

Какое счастье, что я не поленился проявить такую осторожность. Я также понимал, что теперь мне нельзя возвращаться ни домой, ни на работу. Тогда я решил, что ночевать буду прямо в «Мерседесе». На нём я предусмотрительно ездил по генеральной доверенности, выдав покупателю залог в размере полной стоимости автомобиля. Я так прикинул, что два дня, от силы – три у меня в запасе были.