Я ехал обратно в город и с удивлением обнаруживал в себе отсутствие большой радости от внезапно нахлынувшего на меня богатства. Наоборот, липкий и неприятный страх как щупальца осьминога влезал во все места моей натуры. С высоты своего небольшого опыта и образования я уже вполне понимал, что ничего в жизни не даётся даром. Более того, даром не даётся даже то, что поначалу кажется, что даётся даром. Видимо, к этому моему новому ощущению надо просто привыкнуть. Ведь так он устроен, наш несовершенный организм. Все страдания наши происходят не оттого, что неприятность приключилась, а оттого, что эта неприятность вообще может приключиться. Чтобы жить с этим и терпеть это, похоже, надо иметь какой-то особенный талант. Чего я, собственно, боюсь? Всё было сделано безукоризненно, за исключением этой проклятой видеокамеры, которая вряд ли вообще что-то разглядела, если даже и была бы включена.

Что ни говори, а я по государственным законам теперь преступник. Я начал утешать себя сравнениями с Робином Гудом, но это мало помогало. Вспомнились мне даже метания Раскольникова. Что там хотел Достоевский сказать? Что логика – мать совести?

Может, оно так, а может, и не так. Ведь это всего лишь постулат Достоевского о том, что совесть имеет абсолютный характер. Но может случиться, что просто у Раскольникова этого нужного особенного таланта не оказалось. Вот он и «сдулся», сердечный, в то время как другой бы убийца с талантливыми нервами из нержавеющей стали вполне держался бы на плаву столько, сколько надо.

Вот так я тогда утешал себя по поводу содеянного, не подозревая, как жизнь способна разрушать все наши научные потуги на понимание принципов её фундаментального обустройства. Сейчас-то я, скорее всего, жалею того себя из недавнего прошлого, хотя местами даже завидую тогдашней своей уверенности, которую из меня так жестоко вынули дальнейшие мои приключения.

На всякий случай я на следующий же день заехал в автомойку и, разговорившись с «моджахедом», который орудовал пылесосом, объявил, что хочу скорее продать этого своего коня. У того аж дыхание перехватило, когда я в намерении «продать срочно» назвал цену в два раза ниже того, что мой конь мог бы стоить. У меня создалось впечатление, что он бегал по всему автосервису, собирая у членов его аула требуемую сумму. Короче говоря, уже к концу этого дня я поменял машину и разъезжал на новом шикарном джипе за три миллиона рублей. Да уж, такие деньги у меня теперь были.

И вот наступил день, когда я должен был вернуть чемоданчик. В шесть часов вечера я поехал. До часа икс оставалось ещё четыре часа. Но я выехал заранее. Причина на то была.

Неделя – это достаточно большой срок, чтобы пораскинуть мозгами и проанализировать некоторые обстоятельства. Меня, конечно, не оставляла мысль, что Анжела не рассказала или не могла рассказать мне всю правду. Если замечать детали, то не совсем понятно, почему для возврата чемоданчика нужно было выжидать целую неделю. Действительно, зачем такой лаг времени? Не день, не два, а – целая неделя. Я прикидывал и так и этак, но всё время приходил к одному не совсем приятному для меня выводу. Это, по моему разумению, была некая причина не в мою пользу.

Путь мой изначально лежал в торговый центр, в котором я как-то месяц назад покупал аудиосистему, чтобы сделать подарок шефу на день рождения от трудового коллектива. Прикатив в торговый центр, я припарковал джип прямо перед входом и проследовал в торговый зал, где, пошлявшись минут сорок по залу, купил самую дорогую микроволновую печь. Положив печь в решетчатую тачку на колёсиках, я провёз свою покупку к самому дальнему выходу и, выкатив тачку из дверей, медленно покатил её вдоль торгового центра. Расчёт мой оправдался на сто процентов. Тот, который был мне нужен, сразу заприметил моё хорошее настроение, которое я рисовал и походкой, и выражением лица.