Без весел и парусов пространство покинул бог,
Пьянящая пустота, торжественное молчание
Окаменевших деревьев, опустевших дорог.
Мы замираем в долине, когда проезжаем мимо,
И мы вспоминаем снова – не вспомнить, увы, нельзя —
Где пал в неравном бою наш бог – повелитель мира,
И где закрылись его всевидящие глаза.
И замер прохожий люд на чистое небо глядя,
Не верит, что больше нет над головою творца,
И кажется – он сейчас вернется и снова сядет
За свой вселенский штурвал десятого образца.
И мертвый холод зимы сковал недолгое лето,
Где каждый случайный шаг срывается вмиг в обрыв,
И ждет летящая ночь дневного яркого света,
И жаждут своих богов заброшенные миры.
Трибар
И осень седая проклюнулась,
И солнышку быть не судьба,
И по вечерам в полнолуние
В три бара заходит трибар.
В сияющем зале показывается
Среди подуставших зевак,
Он виски и бренди заказывает
И старый французский коньяк.
Но спорят нетрезвые жители,
Пустив изо рта винный пар,
Что в мире не может сложиться
Фигуры такой, как трибар.
Учёный со значимым именем
Твердит из-за кубиков льда:
Трибары давным-давно вымерли,
И не было их никогда.
И пьяницы спорят отчаянно
До крика – в трибары не верь!
Трибар пожимает плечами:
Ну не было – что же теперь?
И капли дождливые гроздьями
Ложатся на пасмурный бар:
В дождливую осень промозглую
Из баров уходит трибар.
Со всеми углами и катетами
Мелькает в витрин зеркалах…
Три бара мерцающих катятся
На острых трибара углах.
И капельки улицы клюнули,
И осень укрыла бульвар —
В дождливую ночь-полнолуние
Три бара уносит трибар…
Нет рассвета
Одинокие, дальние, поздние
Вереницы далеких планет
Под погасшими мертвыми звездами
Ждут рассвета – которого нет.
Их народы под небом под пасмурным
Терпят сумерки и холода
И не знают, что звезды погасли
Навсегда, навсегда, навсегда
Но не видно проблеска светлого
На холодной промерзшей земле,
Время долгое, предрассветное
Тянет-тянется тысячу лет.
Непокорные и некроткие
На истерику, на разрыв
Люди ждут, когда солнце воротится,
Путеводные жгут костры
И уверенно, и упрямо
Освещают свои миры,
Люди молятся в белых храмах,
Солнцу светлому жгут костры.
Но опять вечера морозные
И опять – снега и печали,
И погасшие черные звезды
Смотрят в пустоту и молчат.
Не глазами – глазницами черными
Озирают ночную тьму
И не слышат молитвы упорные
От замерзших планет – никому.
Но уверенно и упрямо
Обитатели мертвых планет
Богу молятся в белых храмах,
Ждут рассвета, которого нет.
Учиться быть
Мы зерна-плевелы бросаем гроздьями,
И под сугробами не ждем весны,
Нам надо научиться видеть звезды,
И снова научиться видеть сны,
Не слышим песни за холодной вьюгой,
Не видим солнца за стеной дождя, —
Нам надо вспомнить, как же друг на друга
Смотрели мы, глаза не отводя.
Осталось нам, поломанным эпохой
Повспоминать о звездах и мирах,
И по осколкам, по крупицам, крохам,
Растерзанные души собирать.
И не моргая посмотреть на радугу,
Уйти в поля, где белые рассветы,
И просыпаясь поутру без страха,
Отдернуть шторы на слепящий свет.
Нам надо – после вековой бессонницы
Учиться – не бояться вещих снов
Учиться заново смотреть на солнце,
Как наши предки с крыльями – давно.
Учиться БЫТЬ – ведь никогда мы не были,
Впервые жить – за миллионы лет,
Касаться заново большого неба
И вспоминать его лазурный блеск
Нам надо снова научиться радоваться,
И оборачиваться – хоть иногда,
И в зеркало неоспоримой правды
Смотреть себя – без страха и стыда,
Мы учимся ходить не под дождем,
Не по туманам, где царит тоска…
Как долго и настойчиво придется
Учиться голову не опускать!
И не ходить, оковами звеня,
И зерна по пустыне не развеять,
И научиться не бросать камнями
В большое солнце, что идет в рассвет.