Миссио закрыл глаза. Вспомнил свою статью о логосе и патосе. Вспомнил музыку в «Блюз-баре», которая одновременно следовала строгой структуре и выражала чистые эмоции. Вспомнил картины Дали, где сюрреалистические образы были написаны с фотографической точностью.
Когда он открыл глаза, перед ним была третья дверь. Она не выглядела ни как дверь логоса, ни как дверь патоса. Она была… просто дверью. Обычной деревянной дверью без особых отличительных черт.
– Что за ней? – спросил Миссио.
– Не знаю, – ответил Архитектор, и в его голосе впервые прозвучало удивление. – Ты создал ее. Это твой путь.
Миссио подошел к двери и положил руку на ручку.
– Ты идешь со мной? – спросил он, оборачиваясь к Архитектору.
– Я не могу, – ответил тот. – Пока не могу. Я все еще учусь у тебя, доктор. Возможно, когда-нибудь…
Миссио кивнул и открыл дверь. За ней был не лабиринт и не лаборатория. За ней был… блюз-бар. Тот самый, где он видел, или не видел Елену. Но теперь все было иначе. Цвета были ярче, музыка звучала глубже, а люди… люди казались более реальными, чем когда-либо.
И на сцене стояла Елена. Она смотрела прямо на него и улыбалась. Не той таинственной улыбкой из его видений, а простой, человеческой улыбкой. Приглашающей.
Миссио сделал шаг вперед, и дверь за ним исчезла. Но он не оглянулся. Он знал, что нашел свой путь. Не логос и не патос. А то, что существует между ними – подлинная, живая реальность, которую нельзя разделить на бинарные категории.
Впервые за долгое время он почувствовал себя целым. И это ощущение было одновременно самым логичным и самым иррациональным переживанием в его жизни.
Откуда-то из темноты он услышал голос Архитектора:
– Добро пожаловать домой, доктор Миссио.
Глава 3. Отражения в зеркале
Виниловая пластинка крутилась на проигрывателе, тихо потрескивая. Из колонок струился теплый звук Мадди Уотерса – его голос, прокуренный и шершавый, как наждачная бумага, рассказывал о доме в дельте. Лаборатория казалась слишком стерильной для этой музыки – белые стены, мониторы с ровным синим свечением, аккуратно расставленное оборудование. Но Миссио нуждался в этом контрасте – между упорядоченным миром науки и органическим хаосом блюза.
Он сидел, откинувшись в кресле, и смотрел на собственное отражение в выключенном мониторе. Отражение казалось размытым, нечетким, словно принадлежало не совсем ему. Или не только ему.
Пальцы машинально коснулись висков. Там, где он видел усы Дали. Галлюцинация? Психотическое расстройство? Или нечто более глубокое, что не укладывалось в привычные медицинские категории?
Лаборатория внезапно показалась Миссио клеткой. Воздух стал тяжелым, и даже блюз звучал приглушенно, словно сквозь толщу воды. Он понял, что не может оставаться здесь. Ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поговорить о случившемся. Кто-то, кто не будет списывать все на переутомление или депрессию.
Феликс. Конечно же, Феликс.
Миссио потянулся к телефону и набрал номер, который не набирал уже почти два года.
Три гудка. Четыре. Пять…
"Феликс Нойманн," – голос прозвучал так, словно его обладатель не спал и ждал этого звонка.
"Это Миссио. Извини за поздний звонок."
Пауза. Шелест страниц – как будто Феликс только что закрыл книгу.
"Двадцать семь месяцев без звонков, и вдруг посреди ночи? Должно быть что-то экстраординарное," – в голосе Феликса не было упрека, только констатация факта и легкое любопытство.
"Мне нужно с тобой поговорить. Произошло нечто… выходящее за пределы моего понимания."
Еще одна пауза. Звук откупориваемой бутылки, жидкость, льющаяся в стакан.
"Il Sommo. Через час", – сказал Феликс и отключился.