Феликс достал из кармана маленький кожаный мешочек, расшитый бисером. Внутри оказался порошок необычного серебристо-чёрного цвета. Он начал высыпать его тонкой струйкой, создавая вокруг себя второй круг. Порошок, падая на пол, словно растекался сам собой, формируя сложные геометрические узоры – с одной стороны строго математические фракталы, с другой – свободные, почти сюрреалистические формы, напоминающие картины Дали.

"К'а-та-ри-са," – нараспев произнёс Феликс, и его голос словно раздвоился, создавая эхо в пространстве между мирами. – "Н'ду-ма-ри-ка."

Свет в палате начал меняться. Теперь он словно исходил из самого воздуха, создавая причудливые тени, которые двигались независимо от предметов, их отбрасывающих. На стенах появились проекции древних символов – тех самых, что преследовали доктора перед исчезновением. Но теперь, при внимательном рассмотрении, становилось ясно, что каждый символ состоял из двух частей – математической формулы и абстрактного образа, сплетенных воедино.

В этот момент тело доктора на кровати слегка дёрнулось. Мониторы показали краткий всплеск активности.

Феликс продолжал играть на варгане, но теперь к основному звуку добавились обертоны, которые не могли быть созданы обычным инструментом. Казалось, будто сам воздух начал резонировать, создавая музыку сфер.

Он достал соколиное перо и поджёг его от маленькой свечи из чёрного воска. Дым от пера принял форму спирали, которая начала вращаться против часовой стрелки, всё быстрее и быстрее.

"Вок-та-ри-ма," – голос Феликса стал глубже, словно в нём звучали другие голоса. – "Син-ду-ка-ра."

Внезапно все электронные приборы в палате начали показывать странные данные. На экране кардиомонитора вместо привычной кардиограммы появились древние символы, похожие на руны. Планшет Ривьеры, лежащий на столе, включился сам собой, экран заполнился потоками кода.

Феликс поднял чашу из черепа над головой. Кровь и волосы внутри начали светиться тёмно-красным светом. Он медленно вылил содержимое на пол, и жидкость, вопреки законам физики, потекла вверх по невидимой спирали.

Воздух в палате сгустился настолько, что стало трудно дышать. Ривьера почувствовал металлический привкус во рту и увидел, как его руки начали светиться слабым голубоватым светом.

"Момент перехода," – прошептал Феликс, его глаза были закрыты, но под веками двигались зрачки, словно он наблюдал что-то в другом измерении. – "Врата открываются."

Внезапно все звуки стихли. Наступила абсолютная тишина, какая бывает только в глубоком космосе. Даже дым от благовоний застыл в воздухе, словно время остановилось.

В этой неестественной тишине Феликс медленно поднялся на ноги. Его движения были плавными, словно он двигался под водой. Серебряный амулет на его шее начал вращаться сам по себе, излучая тусклое сияние.

Кристаллы дымчатого кварца вокруг кровати вспыхнули ярче, каждый теперь светился своим цветом: первый – глубоким пурпуром, второй – индиго, третий – лазурным, и так далее по спектру. Их свет сплетался в воздухе, создавая сложную геометрическую сеть над телом доктора.

Феликс достал последний предмет из своей сумки – небольшой серебряный колокольчик, покрытый тончайшей гравировкой. Надпись на санскрите опоясывала колокольчик спиралью, каждый символ был инкрустирован крошечными кристаллами горного хрусталя.

Первый удар колокольчика разорвал тишину. Звук был невероятно чистым, он словно существовал в нескольких измерениях одновременно. Ривьера почувствовал, как этот звук отдаётся в каждой клетке его тела.

Второй удар – и пространство начало искривляться. Стены палаты словно растянулись, потолок стал выше, а углы комнаты размылись, превратившись в туманную дымку. В воздухе появились странные искажения, похожие на северное сияние, но состоящие из символов и цифр.