Но ни в одной не умирал.

– Это не просто невозможность убийства, – сказал Лин, скрестив руки. – Это проклятая декларация бессмертия.

Кейдж уставился на проекцию, потом медленно затянулся и сказал:

– Отлично. Значит, мы расследуем убийство, которое невозможно.

– По сути, да.

– И трупа быть не должно.

– Абсолютно.

– Но он есть.

Лин кивнул.

– Добро пожаловать в самую большую логическую дыру, с которой сталкивалась юриспруденция.

Кейдж взглянул на Мэтти, которая всё это время молчала, опершись на стол.

– Идеи?

Она пожала плечами.

– Только одна. Кто-то не просто убил Винсента. Он стер вероятность его убийства из реальности.

– То есть, – медленно проговорил Кейдж, – этот человек мог бы точно так же стереть вероятность нашего существования?

– Ну… – Мэтти задумалась. – Теоретически, да.

Лин хлопнул ладонями по столу.

– Слушайте, ребята, я физик, а не экзорцист. Я работаю с формулами, а не с чертовыми парадоксами.

Кейдж ухмыльнулся.

– А, по-моему, нам как раз и нужен экзорцист.

Лин устало потер лицо.

– Чего ты хочешь, Кейдж? Чтобы я нашел версию реальности, в которой убийство могло случиться?

– Да.

Лин вздохнул.

– Хорошо. Но если я найду такую – это будет означать, что убийца научился менять прошлое.

Кейдж усмехнулся.

– Дружище, мне кажется, мы уже давно перешагнули порог того, что возможно.

Лин покачал головой.

– Ладно. Но предупреждаю: если в какой-то момент эта реальность начнет рушиться к чертям, я первый ухожу в отпуск.

Мэтти фыркнула.

– Если эта реальность начнет рушиться, ты никуда не уйдешь.

Лин вздохнул.

– Тем хуже.


«Кто-то изменил правила игры»

Кейдж не любил, когда ему врали.

Он, конечно, привык к этому – ложь была фундаментом любого общества, особенно в тех его слоях, где крутятся миллиарды и вероятности смерти становятся всего лишь статистической ошибкой. Но он терпеть не мог, когда ему врали плохо.

А Локс врал очень плохо.

– Я не понимаю, о чём ты, детектив, – сказал он, глядя на Кейджа поверх бокала с дорогим виски.

Они сидели в элитном клубе «Сингулярность», месте, где люди с деньгами и властью могли почувствовать себя ещё богаче и могущественнее, чем были на самом деле. Кейдж знал этот типаж – Локс был из тех, кто привык считать себя самым умным в комнате.

– Давай по порядку, – спокойно сказал Кейдж, крутя в пальцах сигарету. – Ты был правой рукой Винсента, верно?

Локс хмыкнул.

– Так говорят.

– И ты хочешь сказать, что не знал, что он заранее готовился к смерти?

– Если бы он мне сказал, я бы, возможно, отговорил его от столь опрометчивого решения.

Кейдж усмехнулся.

– Значит, ты уверен, что он решил умереть?

На долю секунды в глазах Локса мелькнуло нечто похожее на замешательство. Незначительная деталь, которую можно было бы пропустить. Но Кейдж не пропустил.

– Он… – Локс замешкался, но быстро взял себя в руки. – Это просто игра слов. Не думаю, что у него был выбор.

– Но ты не сказал бы, что его убили?

Локс нахмурился.

– Детектив, мне казалось, у вас уже есть ответ на этот вопрос.

Кейдж откинулся в кресле и затянулся.

– У нас есть труп, Локс. Но убийства нет. И знаешь, что это значит?

Локс молчал.

– Это значит, что кто-то изменил правила игры, – продолжил Кейдж. – И не просто подделал улики или стер камеры. Кто-то изменил саму реальность.

Локс сделал глоток виски и поставил бокал на стол.

– Вы смотрите слишком широко, детектив. Иногда события – это просто события.

– Ага, особенно когда они невозможны.

Локс склонил голову набок.

– И что же вы хотите от меня?

Кейдж прищурился.

– Я хочу понять, что ты знаешь и почему так старательно пытаешься это скрыть.

Локс усмехнулся.

– И что, если я просто ничего не знаю?