Впрочем, этот смех тоже прекратился: все вслед за Геной быстро поняли, что эта система уже существует, является частью реальности и один из ее законов они уже открыли и пытаются обойти.
В общем, было здорово.
И тут появился Егор Семенович. Он тихо поздоровался, посидел в уголке, послушал, утыкаясь время от времени в планшет, затем все же подсел к Коле и тихонько спросил, улучив момент:
– Ну, Николай, ты определился? Где ты будешь учиться?
В тот вечер в школе был ужин без единой крупинки соли. Тамара Андреевна объявила диетический четверг и тщательно проследила, чтобы все, а особенно восьмой и девятый классы факультета Колмогорова, доели до конца; возразить ей никто не решился.
А после ужина в учебном корпусе третьего факультета, в аудитории К-212, появился на свет крупный ученый К. А. Буза, создатель теории когнитивных бомб, автор теоремы Форрестера – Бузы в ее сильной формулировке, ведущий специалист в области нечетких логик и сложных систем. Среди широкой же публики Колмогор Андреич более всего стал известен своим затворничеством: он никогда не покидал территории Школы квантонавтов, где преподавал, ограничиваясь отправкой статей (всегда блестящих) в научные журналы СССР и мира, а на конференции вместо него ездили его ученики, коих все годы его плодотворной жизни было в достатке. Многие ставили под сомнение само его существование, но в Школе квантонавтов к таким теориям относились со здоровым смехом. «Что же, – говорили они, – может, тогда и Унт Борис Бабилонович, автор классических учебников по эволюционной динамике, тоже вымышленное лицо? И Б. О. Лотка, признанный авторитет по квантовой неравновесности, гордость факультета Ландау, и М. А. Иданов, второй научный руководитель факультета Черепанова, на чьих идеях выросла половина внеземной инженерии, – это что, тоже, по-вашему, вымышленные лица? Бросьте, право! – говорили они. – Есть занятия поинтереснее, чем утверждать то, чего нет, – например, творить то, что будет».
Но это было несколько позже, и никто еще об этом не знал, а до ужина было еще полтора часа, и отвечать надо было сейчас.
– Так что, Николай? Где ты будешь учиться? Здесь, на Колмогорова?
– Ну, – сказал Николай, – здесь мне ни черта не понятно, вообще. Ну то есть ни слова, Егор Семенович. Правда, ни словечечка.
Его куратор поднял брови, а Настя, смотревшая на него с равнодушным любопытством, чуть прищурила правый глаз.
– Поэтому вы правы, Егор Семенович, – сказал Коля. – Я остаюсь здесь.
И с удивлением понял, что был вполне искренен.
11
Примерно в десятом часу вечера того же дня Коля сидел на кровати в комнате номер 22. Делать было нечего; с другой стороны, была в этом и положительная сторона: первый день в новой школе был слишком насыщен впечатлениями. Колю, еще незнакомого с распорядком дня, немного удивляла пустота жилого корпуса: как и перед обедом, он не встретил никого, пока поднимался и шел по коридору, – и тем более никого не было в его комнате. Хотя вещи его новых соседей были повсюду.
Это выглядело довольно странно, поскольку за день Коля увидел много народу. Можно даже было сказать, что жизнь в школе кипела. Но не в жилом корпусе. Здесь, как и днем, было тихо и безлюдно.
«Пойти прогуляться…» – подумал Коля, встал и направился к двери. Открыл дверь и замер. На пороге стоял мужчина в шляпе. То есть, конечно, на нем была не только шляпа, но Коле в глаза бросилась именно она. Теперь нечасто увидишь людей в таких шляпах. Да и вообще в шляпах.
Незнакомец стоял опустив глаза долу, так что из-за полей шляпы этих самых глаз не было видно. Он медленно поднял голову, и Коля увидел, что это пожилой, с сединой на висках, бурят в очках-велосипедах.