У Петрокрепости тенистой
Он целовался с синевой,
И удивлялись теннисисты
Перемещениям его.
Он насмотрелся Боттичелли,
Изящно ручку изогнул,
И деревянные качели
Между ветвями протянул.
И вот, коричневый, как вальдшнеп,
Усеян розами ветров,
От Петрокрепости все дальше,
Все ближе к крепости веков.
Поющий, он идет навстречу,
Приглашая меня идти рядом.
Прогулка
Лошади блестящий глаз,
Летом вынырнув из тьмы,
Вдруг уставился на нас,
Как на лошадь смотрим мы.
В нем качался лунный шар,
В нем ломались дерева,
Лошадь совершила шаг —
С неба рухнула сова.
На солому быстро сев,
Выезжали на мысок,
Скрежетал, туда осев,
Под колесами песок.
А хозяин дико пел,
Песня чудная была,
И, шарахаясь от тел,
Лошадь ела удила.
В море черное вбежав,
Мы смеялись, речь лилась,
А повозка, задрожав,
К белой башне понеслась.
Звезды капали с небес,
Я запел, и в этот миг
Мы увидели – как лес —
Мы увидели плавник.
Садовник
Вчера здесь ливни шелестели, казалось от луны светло,
И листья мокрые блестели, подрагивая тяжело.
Печальные цветы горели в переплетениях корней,
Пятном зеленой акварели бродил задумчивый Корней.
Сегодня здесь тепло и гулко, и пахнет свежею водой,
Но не выходит на прогулку садовник с длинной бородой.
В саду деревья постарели, луна качается, седа.
Пятно зеленой акварели размыла осень навсегда.
Часы для путешествий
Когда, вослед за умельцем Либуром,
Я сделал такие часы,
Они показали —
Пора.
Пароход
Мимо песчаного желтого берега, листьев зеленых, ступеней у вод,
Поднимая тяжелые, красные, словно стеклянные, плицы,
Медленно вдоль по реке это огромное тело плывет,
Шествует наш пароход, как садовник песками теплицы.
Белое облако, тени хрустящие, свежеокрашенные столбы,
Что дарят прохладу, собеседника моего понимая,
В синих глубинах стоят плавники и животных прозрачные лбы,
Камни лазури полны, это травы искрятся, хромая;
Блики на палубе ярче, девочка смотрит в глубины в бинокль,
Светлая прядка на солнце сияет и кстати небрежна улыбка,
Папа на стуле сидит, изучая стальной иероглиф,
Строгие ветры пришли, и в каюте волнуется скрипка.
Роза ветров осыпается, и в лепестках смуглые руки Колхиды,
Осень проходит, на палубу падает снег, и ручьями
После всего наполняет кувшины колодезной Иды.
Ида шагает пустыней холодной за нами.
Блики всё ярче, смотрит принцесса устало,
Светлая прядка на солнце горит, колонны срезая,
Пуст белый стул, но над небом горит иероглиф из стали,
Строгие губы смеются, а Ида шагает босая.
Кубы лесов
Сидя на пластмассовом стуле,
Кусая искусственный хлеб,
Дядя Рома выпускает пули
В алюминиевый хлеб.
Над полиэтиленовым ручьем,
Заломив проволочные волосы,
Сидит дядя Рома, мечтая ни о чем,
Поет жестяным голосом.
Какой красочный мир!
Химические чернила моря
Носят красного довольного быка.
Оранжевые кубы лесов
На малиновом бархате
И голубом поролоне
Поют, как похороны.
Люди в медных одеждах,
Непохожие на маму и Олю.
У кошки сорок две руки,
Потому что она вертится.
Августовский вечер
Такими крупными лопухами
Моя рука не играла с тех пор,
Как говорю стихами.
Вода, смеясь, струится с гор.
Я в красной байковой рубахе,
В зеленых бархатных штанах
Сижу – над нами вьются птахи,
Луна танцует на волнах,
Устал я больно, но лоб мой
Горячий еще не раскалывается,
Река, скорей меня умой,
Не то забуду, как стих рассказывается.
В душе поселилось странное чувство,
Зыбкое, словно скорлупа ореха, —
Мне кажется, что я люблю сочинительство,
И мне от этого не до смеха.
Вот! слышите? бьется мое поэтическое сердце?
…Хотя нет – это стук далекой мельницы.
Я задумываюсь – существует ли серый цвет,
И почему моя душа скоро переменится?
Мой ангел
А что до грубых увлечений,
Мне нравится всего одно:
Твои глаза – вином вино,