– Фанет не предупреждал тебя, что это действующая Библиотека? – спросил миан, осторожно выпутывая у меня из пальцев пустую чашку. Я бы, наверное, так и заснул с ней, серьёзно.

– Не-а. – Я натянул плед до ушей. – А что?

– Ну, – лейниец фыркнул и поднял со стола небольшую стопку книг, – к тебе могут внезапно прийти. Здесь не так много людей, как в городских библиотеках, из-за активности Линель, но бывают иногда. Если будет очень мешать, можно обратиться в службу Размещения, и тебе выделят квартиру в Шестом.

– А Фанет?

– Что? Он не будет сопротивляться, в конце концов, это твоё право… Фанета просто забавляют чужие неудобства. Подозреваю, по этой же причине он выбрал именно меня, чтоб присматривать за тобой. Обычно подбирают более совместимых кураторов, да и не моя эта специальность.

– А кто ты?

– Я? – Он почти вышел, но вернулся. – Командир отряда.

– Но… почему?

Алури только пожал плечами и уже с порога сказал:

– Нам нужно ещё разобраться с Шестым, но на это уйдёт весь день. Можно завтра, можно в любое другое время. Лучше сильно не затягивай: скорее всего, скоро мне придётся ненадолго вернуться к команде. Как соберёшься – зови по дору. Не получится – походи по Промежуточному, я тебя замечу.

– Почему по Промежуточному?

– Я там живу.

– Там же нет домов!

– Так я и не в доме, я в дупле. – На мои округлившиеся глаза он со вздохом пояснил: – Квартира в измерении, встроенном в дупло.

Я всё равно представил гигантское гнездо, уложенное в толстом стволе. И Алури, гордо восседающего в нём среди мелких сплетённых веток, соломы, пуха и книг. Рассмеялся.

– Ты что, птичка?

– Я – Миан-неир, – строго возразил лейниец и закрыл за собой дверь.

Тонкие дощатые стенки веранды не отрезали её ни от клокочущего шума, ни от густого синего мрака. Ливень бил по керамической крыше; топот его мелких лап резонировал в каждой кости. У моего тела стенки тонкие, не толще чем у веранды дома Таана, так что и дождь, и сумеречная гуща проникают в него без препятствий. Я проснулся здесь, уже наполненный этим до краёв, как губка, лежащая в воде. Темно: ещё темно или от заполонивших небо туч – нельзя было сказать точно. Но мне казалось, что это всё же очень раннее утро.

Засыпать больше не хотелось. Я сидел на кровати поджав под себя ноги и упирался лбом в холодное стекло окна, раздробленное сотнями и тысячами хвостатых капель. Смотрел на трепет молодых, недавно прорезавшихся листьев, на сомкнутые бутоны яблонь, такие яркие в синей глубине. Ещё ночь. Точно ещё ночь.

Изредка небольшая прямоугольная комнатка наполнялась голубыми отсветами, что сползали с потолка на стены и тонули в щелях. Мои глаза привыкли к темноте. Я мог различить и скруглённые бока банок в шкафу между нашими кроватями, и пятно одинокой картины на противоположной стене, и стайку дырочек на ажурной скатерти, что покрывала старый квадратный стол, и стоящий на нём помятый силуэт сухого букета. Аока тихо сопел из-за шкафа, спрятанный где-то в комке одеял за железными прутьями кроватной спинки.

Вчера море уже успокаивалось, пена на гребешках волн поредела и очистилась. Вода отступала от стен набережной, оставляя на камнях тёмно-зелёные тряпки водорослей. Море успокоилось, и последний его жар, как всегда, сходил с острым ливнем. Мастер должен был появиться к утру с первым солнцем. Его дела в Заветренной гавани на этот год завершены. Мятежный дух снова спит где-то глубоко под скалами.

Я спустил ноги на пол. Ступал осторожно, чтоб доски не скрипнули, бесшумно подцепил пальцами дверь и, завернувшись в одеяло, выскользнул на крыльцо. Босые ноги холодило от сырого воздуха.