Я был оглушён его внезапной жёсткостью и послушно дал утянуть себя в перемещение.



Море билось в разноцветную гальку и с неровными всхлипами отползало от берега обратно на глубину, в чёрно-синюю сердцевину. Пахло солью и влажным лесом. Алури сказал, что там довольно опасно и ещё там живут кошки. Но Голубой лес как-то совсем не привлёк меня. Я не мог оторваться от воды: она казалась какой-то удивительно, болезненно знакомой. Скалы, которые отгораживали эту небольшую гавань, скалы тоже были похожи, но нет. Какие-то не такие, неправильные. Не эти скалы я видел.

Маки. Бескрайнее поле ярко-алых маков с вкраплениями мелких синих колокольчиков. Бушующее на ветру, как огненный океан. И я бегу сквозь, под неестественно выгнутым голубым небом. Цветы шумят стеблями, а там, внизу, за обрывом, шумит море. Набегает дугами, всполохами на галечный пляж. Больно.

– Ты в порядке?


Золотые волосы Алури лезут в нос, и я чихаю. Маки исчезают. Я нахожу себя лежащим на лейнийской разноцветной гальке. Затылок немного ноет от удара. Вспоминаю, что миан – шойва, и быстрее прячу поглубже странное ощущение.

– Ага. – Встаю, стряхиваю прилипшие мелкие камушки. – Поскользнулся просто.

– Хочешь ещё что-то посмотреть или следующее измерение?

В синих… стоп. Серых. В серых глазах лёгкое беспокойство. Но они же у него синие были, нет?

– Следующее, – решительно отвечаю я.

Лейниец придерживает меня за плечи, и мы покидаем берег, на котором Манаэ спас Императора. А потом, потом он, кажется, переместил Форддосс в горы. Для меня всё немного в тумане, и я только надеюсь, что выгляжу не слишком плохо. Притихший спутник эти надежды заметно рушит.


Мы отправляемся в Пятое, где смотрим на заливные луга, окружённые лесом и холмами. Там, среди мелких рек, в милых домиках на сваях, обтянутых разными верёвками, живут мои собратья, народ Хинора, первый гость Нао-Лейна. Алури почти ничего не рассказывает, только самое основное, и ждёт, когда я кивну на «дальше?». Какой чувствительный.


Дальше – ореховая роща, тянущаяся между проекцией Дворца и землёй Хинора. Миан спрашивает, люблю ли я орехи. Я отвечаю, что не знаю, но горстка плодов отправляется в карман. Или в сумку, не помню. Потом квартал Форддосса, такой красивый и тихий. Он кажется ярким и разноцветным, хотя цветов там немного и краска на домах блёклая. Фонтан в центре, простой – только круглая чаша с высокой вазой, – но как приятно журчит. Форддоссцы – эндайя. Огонь и вода, звери пламени. Живут в озере в горах Гонья. Они – Империя, сами по себе, а в Лейн отправляют несколько мальчиков-воинов в год, которые и селятся в этом квартале, не имея возможности вернуться на родину, больше никогда.


Двухэтажные домики разбегаются от площадки с фонтаном. Простые балконные решётки, все красные, спутываются с паутиной кленовых веток. Ветки рассекают небо на многоугольники, которые приходят в движение, сливаются, распадаются. Голова кружится. Белое небо сменяется белым потолком Библиотеки. Я разваливаюсь на диванных подушках.

– Слишком много для одного дня? – Алури опускается на подлокотник и протягивает мне горячую кружку. Пахнет чем-то прохладно-горьким, возвращающим к нормальному восприятию. – Здесь заварка с атали и немного чёрного вина.

– Ты когда успел? Мы же только пришли.

– Мы пришли десять минут назад.



Я потёр лоб. Слишком сложно. Чай оказался приятным и совсем не горчил. Пока я пил и медленно закутывался в пледы, миан незаметно ускользнул к книжным полкам. До меня вдруг дошло, что уже сильно сгустились сумерки. Мы прошатались по Лейну весь день, который вдвое длиннее прежнего моего, а я даже не заметил. Что-то странное было то ли со временем, то ли со мной. Чай расслаблял. Невыносимо хотелось спать.