Купол. Серия книг «Неизведанная планета Человек» Владимир Симонов

Редактор N

Литературный редактор Оксана Мурга

Корректор Ольга Зорина


© Владимир Симонов, 2023


ISBN 978-5-0059-4116-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Ад оказался Раем

от автора, вместо Вступления

Какое громадное напряжение на исходную составляющую любого предмета или вещества оказывает насилие. Например, сильнейшему воздействию подвергается раскалённый металл при выковывании изделий. Как в этом, так и в других случаях насилие оказывает подобное воздействие на микромир, трансформируя его в ту или иную форму, необходимую для решения насущных задач жизнетворения, – не так ли и с человеком? И невыносимое страдание, и насилие, в конечном итоге, проявляют идеальную форму для решения эволюционных задач.

Счастливы сильные духом, которые способны в условиях новых форм эволюционного развития реализовывать свою божественную сверхзадачу Быть-Любить-Жить!

Эволюционное развитие, рано или поздно, придёт к состоянию, когда не нужна будет форма в привычной физической интерпретации. Единство духа (содержания) и материи (формы) во всём величии глубины вселенской эволюционной самореализации исключает насилие. Насколько порой смешны и безответственны бывают представления некоторых фантастов о других мирах космоса, в которые они переносят атавизм земного человеческого сознания, утверждаемого дисгармонией формы и содержания.

В человеческой эволюции опорное звено – сознание (дух, высшее начало – обозначать можно как угодно). Сознание в условиях планеты Земля, несомненно, определяет все формы материальной реализации, включая социальные преобразования.

Вывод очевиден и прост: по мере роста сознания человечество избавится от антагонизма взаимоотношений как от свойственной черты, недостойной божественного предназначения человека.

В процессе эволюции форма растворится в сознании.

Антагонизм форм возможен. Антагонизм сознания – никогда. Ибо сознанием человечество едино изначально. Это единство – основа иерархии сознания, не имеющей пределов. В результате преодоления антагонизма человечество естественно откроет в себе вселенскость.

Вот и говорю: тщательнее, ребята!

Потому что Человеки.

Потому что Боги.

Потому что Всё.

Любовь – это процесс уникального божественного насилия, в котором форма поглощается сознанием ради сотворения нового качества единства формы и содержания. Так рождаются счастливые дети, реальные мечты, так зачинается человечество.

Насилие существует только на уровне антагонизма. При определённом уровне сознания насилия нет. В отсутствии антагонизма насилие трансформируется в абсолют Любви.

Ад оказался Раем,
паденье проявилось танцем,
и я удержался краем
молниеносного протуберанца.
Прожжённый огнём божественным,
я и стонать стеснялся,
прозрачность обживая девственную,
эмбрионом Любви рождался…

Часть I. Купол

Глава 1

Рано утром в дверь позвонили. Посторонние утренние вторжения всегда неприятны, и в первое мгновение мне показалось, что звонок из сна. Согласитесь, сложно отделить реальность от фантазий подсознания в сновидениях. Потом, утром, и вспомнить деталей бывает невозможно, но чаще всего остаётся ощущение или страха, или восторга, или… Впрочем, здесь, в моём случае, всё было иначе.

В дверь позвонили повторно, и стало понятно, что необходимо реагировать. Я открыл глаза, и, приподнявшись, взглянул на часы на столике у телевизора… 3.47 A. M. Цифры моментально отрезвили, и их привычный красноватый приглушённый окрас, обычно умиротворяющий и успокаивающий, на этот раз показался чрезмерно кровавым. В сердце вошла тревога.

За время жизни в Америке мы с Олей привыкли к абсолютной автономности существования. То есть: переступил порог своего дома – никто не вправе тебя потревожить просто так. По крайней мере, за 15 лет был только один случай вторжения в наш апартамент: как-то ночью, случилась авария у соседа с верхнего этажа, и надо было принимать экстренные меры против затопления. Мы тогда арендовали жильё в Beverly Hills, городе, где совершенно особая атмосфера и чрезмерная безопасность по сравнению с остальным Los Angeles. Вероятно, девятилетний опыт жизни того периода и приучил к мысли о полнейшей защищённости под крышей собственного дома.

В дверь позвонили третий раз. Показалось, что звонок прозвучал чуть раздражённее и настойчивее. За дверью пребывали явно те, кто имел право будить человека ранним утром.

Оля спала девственно и спокойно. Стараясь не разбудить жену, я осторожно сполз с кровати и пробрался в ванную. Пока надевал халат и продвигался на ощупь к входной двери, мысли проносились через меня со скоростью тысяч операций в секунду. Наверное, в минуту опасности мужской мозг уподобляется женскому и способен одновременно обрабатывать информацию в нескольких время-пространственных границах.

– Кто там? – машинально спросил я по-русски, но спохватившись, повторил вопрос по-английски.

– ФБР. Нам нужен Владимир Симонов.

«Входная дверь дома на кодовом замке, постороннему практически невозможно проникнуть без согласия того или иного хозяина квартиры. ФБР, – тогда понятно», – мозги пытались как-то ологичить ситуацию, но тревога только усилилась.

Я открыл дверь. На пороге увидел трёх сравнительно молодых мужчин с военной выправкой. Вперёд вышел один из них:

– Здравствуйте, вернее, доброе утро. Извините за вторжение, – его русский был с лёгким акцентом человека, родившегося в Америке в эмигрантской семье из России. – Меня зовут Патрик, это мои коллеги Хосе и Ричи.

Все трое одновременно продемонстрировали свои удостоверения. Не знаю, на что они рассчитывали, но моё шоковое состояние не предполагало возможности изучать соответствие фотографий реальным персонажам.

– Простите… – начал было я, но меня вежливо перебили.

– Мы можем войти, Владимир?

– Да, конечно, пожалуйста.

Я сделал шаг назад, пропуская нежданных ночных гостей. Вместе с ними вошли в мою реальность и тревога, и напряжение, и какая-то… беспросветность, что ли. В моём роду никто не был репрессирован, об арестах в сталинские времена, случающихся чаще всего по утрам, я знал только из романов и кинофильмов. В любом случае, теоретически состояние было знакомым. Но теоретически. Практика же всегда разбивает самые причудливые фантазии. «Впрочем, я в Америке, значит случай действительно экстремальный!» – мысль, если не успокоила, то вернула в реальность.

Ночные визитёры осматривали комнату:

– Вы здесь живёте один? – спросил тот, кто назвался Патриком. – Не волнуйтесь, мы не станем её тревожить, но должны убедиться, что кроме вас и жены в апартаменте никого больше нет.

Патрик вслед за мной заглянул в спальню, показал рукой, что я могу закрыть дверь. Хосе в этот момент разглядывал ноутбуки на письменном столе:

– Вы позволите? – перевёл его вопрос Патрик.

– Простите, но не могли бы вы объяснить цель вашего визита, и в чём я, собственно, обвиняюсь? – ко мне вернулось самообладание, и я смог произнести свой вопрос довольно спокойно.

– Да, конечно. Но вначале несколько наших вопросов, не против?

Я часто видел в фильмах, как в таких случаях настаивают на присутствии адвокатов, полицейские зачитывают права и всякое такое. Но здесь было ФБР, и значит, их визит был не по причине банального криминала, в котором Симонов – это моя фамилия, Владимир Симонов, если в полной форме, – не мог быть замешан. Опять таки, по американским фильмам и сериалам я приблизительно представлял разницу интересов полиции, ЦРУ и ФБР. Так вот последние занимались решением вопросов безопасности государства, ни много ни мало. Тем загадочнее было явление представителей в такую рань.

Мы сели за круглый стеклянный стол, стоявший в середине комнаты:

– Как давно вы снимаете апартамент в этом доме?

– Два с половиной месяца.

– А где вы жили раньше? Пожалуйста, перечислите адреса всех квартир.

Я перечислил, тем более что это было не сложно: за 15 лет мы сменили четыре адреса, текущий был пятым.

– В чём причина переездов? – поинтересовался Патрик.

Мне ещё не удавалось определить, кто из этой троицы исполняет роль начальника, но в моём случае это и не представлялось слишком важным. Значительнее было в тот момент ухватить причину их визита. Хосе делал какие-то пометки в блокноте. У Ричи завибрировал телефон, и он, удалившись в угол кухни, стал с кем-то разговаривать, но расслышать о чём было не под силу.

– Мы переехали в Beverly Hills во время моей работы в кино, – объяснял я, стараясь быть кратким. – Ольга одновременно работала арт-директором крупной компании, мы имели неплохие деньги и могли себе позволить. Но всё-таки, Патрик, почему вы меня расспрашиваете, и должен ли я вам отвечать, не зная цели визита.

– Наша миссия государственной важности, – вдруг включился в разговор вернувшийся Ричи, слова которого синхронно перевёл тот, кто говорил по-русски.

«Ага, вот и командир-начальник проявился», – почему-то злорадно мелькнуло у меня в голове. – «И действительно, кто как ни афроамериканец должен наставлять русского и мексиканца», – эти сведения тоже были почерпнуты мной из американских фильмов последнего времени.

Ричи сделал паузу, видно, как учили для нагнетания напряжения у допрашиваемого, и продолжил:

– К сожалению, я и мои коллеги не имеем полномочий для разъяснения полной картины, но прошу довериться нам. Итак, почему и как вы оказались в этом доме?