– Довольно! – услышал я из-за спины крик Харона. – Держись на расстоянии!
Между мной и существом оставалось несколько шагов. Я медленно обходил купель, не сводя глаз с жуткой сущности, лежавшей обессиленно и неподвижно на дне клетки: все тело и конечности существа были черными, но при попадании на них луча света, цвет переливался оттенками темно-синего и пурпурного цветов; кожа существа, гладкая и блестящая – если ее вообще можно было назвать кожей – походила на покров морских млекопитающих, но при этом на некоторых частях тела имелись и пластины, напоминающие чешую; на спине виднелись два плавника, по форме и изгибу походившие на небольшие крылья; утончаясь, тело переходило в змеевидный хвост, как у мурены, со столь же характерным плавниковым гребнем; вместе с головой и хвостом длина существа составляла, должно быть, около трех метров; голову соединяла с телом широкая и крепкая шея, а на ней, под челюстными костями, отчетливо виднелись жабры; сама голова имела слегка вытянутую форму. В том положении, в котором покоилось существо, я не мог разглядеть его лица. Но больше всего меня поразили руки! Именно – руки! Они крепились к телу плечевыми суставами, совершенно как у людей или иных приматов, имели локтевые суставы и кисти с длинными когтистыми пальцами и перепонками между ними! Руки безжизненно свисали между прутьями клетки. Меня не отпускало ощущение того, что прежде мне уже где-то встречалось изображение подобного создания.
– Боже… – промолвил я. – Что это?
Харон не мог слышать этих моих слов, произнесенных мной едва слышно. Но молчать я был не в силах. Я обошел всю купель, возвращаясь к отправной точке, и остановился напротив головы существа.
– В глаза ей не смотри! – снова услышал я из-за спины крик Старика.
– А они у нее есть? – крикнул я в ответ, повернувшись к нему.
Харон по-прежнему стоял на площадке амфитеатра у рычага управления клетью.
– Есть! – ответил он.
Я повернулся обратно к клетке и замер, будто окаменевший: из нее на меня смотрели два широко раскрытых человеческих глаза! Свет моего фонаря нисколько не слепил их. Существо смотрело на меня не моргая: радужка глаз пылала изумрудным цветом. Мои ноги не слушались меня, и я не мог сделать ни единого шага. Холод, поднимаясь по ногам, быстро завладевал всем моих телом. Руки, словно парализованные, безвольно обмякли. Казалось, подвластным мне осталось только зрение. А выражение глаз существа изменилось: теперь они смотрели на меня мягко, будто бы с мольбой. Что-то происходило и с самим обликом существа: черная оболочка начала расплываться и буквально стекать с его тела, словно горячий гудрон, просачиваясь вниз сквозь прутья клетки и исчезая в водах купели; на лице существа показались светлые участки кожи и лицо явственно приобретало человеческие черты: лоб, брови, нос и… чувственные губы! Это была девушка! Ее голова пылала огненно-рыжим цветом волос – невероятно длинных, влажных, свисающих через прутья клетки. Обнажились плечи девушки, а затем и ее руки – хрупкие, нежные, с утонченными пальцами – они уже не были безжизненными: выпростав одну руку из донных прутьев клети, она оперлась ею и слегка приподнялась, выгибая спину… моему взору открылись налитые груди девушки. Я по-прежнему не мог отвести от нее взгляда, но и неловкости от бесстыдного рассматривания ее красоты и наготы я не испытывал. Тело девушки, лежавшей в клетке, полностью освободилось от пут черной, вязкой оболочки и предстало передо мной во всей красе: округлые бедра, пышные ягодицы, длинные стройные ноги. В отличие от размеров существа, девушка была обычного человеческого роста. Она выбрала вторую руку, просунула ее между прутьями перед собой и протянула в мою сторону. Ее пальцы дрожали. Чудилось, будто все звуки вокруг меня стихли и я мог различить негромкое, едва уловимое дыхание девушки. Она разомкнула губы и произнесла с видимым трудом и слабостью: