У ствола пихты, в снегу остались два, промятых до земли, углубления от лап.
– Смотри! – приседает Игорь на корточки, у снежных отпечатков от медвежьих лап, – Он стоял на задних лапах! Спиной к стволу!
– Ага! – соглашаюсь я с ним, – О ствол спиной чесался. Это – он свой запах оставил.
Я прикладываюсь носом к стволу дерева и вдумчиво, медленно тяну воздух. В мой нос проникает терпкий, горьковатый, медвежий дух…
– Так пахнет медведь давностью одни сутки! – стараюсь запомнить я, запах.
Так я делаю всегда. Нужно напоминать себе запахи медведя, в зависимости от давности их нанесения. В нашей лесной жизни, очень важно знать давность медвежьего запаха.
Следы на снегу ведут нас дальше… Подойдя к соседнему стволу и снова поднявшись на дыбы, медведь сделал задир. Мы стоим у этого ствола и внимательно рассматриваем белую, сочащуюся смолой свежую древесину, на месте сорванного лоскута коры. Я вынимаю из кармана рулетку. Игорь записывает в мой дневничок…
– Так! – диктую я ему, – Пихта. Диаметр ствола восемнадцать сантиметров. Высота задира двести пятьдесят сантиметров, высота закуса – сто восемьдесят два…
– Хм! – прикидываю я – На этой высоте находится морда нашего медведя, когда он стоит на задних лапах!
– Ага! – кивает Игорь, – Эту метку медведь делает клыками… Саш, смотри – и этот ствол тоже зачёсан!
– Ага. Вижу, – киваю я, – Смотри, волоса сколько, осталось… в трещинах коры и пеньках от сучков!
– Весна, – вздёргивает плечом Игорь, – Линяет.
– Ага! – улыбаюсь я, – Или сильно чешется!
– Да, – улыбается Игорь, – Линять ещё рано.
Всё! Солнце окончательно растопило наст. Дальше – нам становится уже не до тропления. Мы бросаем медвежий след и через каждые два шага проваливаясь в толщу мокрого снега по пояс, напрямую режем массивы Саратовского ельника, в направлении кордона…
Где-то в середине хвойника, мы вываливаемся в уходящую далеко вперёд, траншею какого-то ручейка!
– Фууу! – длинно выдыхаю я воздух, переводя дух.
– Дааа! – кивком соглашается со мной Игорь, вытирая рукавом разгорячённое лицо, – Тяжело!
Дальше – мы шлёпаем болотниками по этой снежной траншее, прямо по воде, вниз по ручью. Нам всё-равно – здесь все ручьи выводят на Саратовскую…
Вот и Саратовская! Однако, здесь нас поджидает новый сюрприз! От речки до кордона, через всю её трёхсотметровую пойму, нам тоже приходится “бить” снежную целину! Мы крадёмся через снежную равнину поймы. Мы шагаем след в след. Игорь идёт первым. Его вес наст ещё выдерживает – он легче меня на добрый десяток килограммов. Я же, даже шагая по его следам, через шаг по пояс обрушиваюсь в толщу мокрого снега!!! В конце-концов, я не выдерживаю и как дикий кабан, в озлоблении тараню эту снежную массу, изначально пробивая её болотниками до земли, уже даже не стараясь удержаться на предательской корке наста…
Весной, дни – долгие. Немного отдохнув и выпив кружку холодного, оставшегося с утра чая, я устраиваюсь у прогретой солнцем, высокой завалинки Саратовского кордона. Игорь сидит рядом, оперевшись спиной на чёрную, покрытую рубероидом, завалинку. Я натягиваю на руки тонкие, резиновые перчатки. Сначала, я орудую рулеткой.
– Так… Диаметр колбаски семь сантиметров! Общая длина… сорок сантиметров!
– Круто! – кивает на это Игорь, – У него была забита вся колба прямой кишки!
– Ну! – соглашаюсь я.
Теперь, я беру в руки две острые палочки…
– Передняя часть пробки, около десяти сантиметров – самая толстая и самая плотная! Ого! Она с трудом поддаётся моим палкам! – комментирую я, свои действия – Полностью состоит из кусочков скорлупы орешков кедрового стланика.