Однако, счастье омрачил матёрый медведь! Не ведая о подростке, крупный медведь перевалил через гребень Борта с запада, со стороны сопок хребта Докучаева. Он спокойно спускался вниз по склону. И вышел на лёжку подростка, прямо сверху!

– Саш! Смотри, как близко этот слоняра подошёл к нашему медведю сверху! – тычет пальцем в когтистые, снежные следы, Игорь, – Наш – с лёжки подорвал, как ошпаренный!

– Даааа… – тяну я, внимательно глядя себе под ноги, на медвежьи следы.

О том, что матёрый медведь подошёл к нашему подростку, практически вплотную – красноречиво говорят шальные прыжки, сорвавшегося с неё вбок по склону, подростка. Я вытаскиваю из кармана рулетку и приседаю у чёткого отпечатка когтистой передней лапы…

– Шестнадцать сантиметров!

– Крупный!

– Ну… Смотри! Матёрый шёл вчера, по уже подтаявшему снегу – значит, ближе к вечеру.

– Значит, эта лёжка нашего подростка – его вчерашняя днёвка.

– Выходит, что так! – соглашаюсь я.

Заинтересованный вспугнутым им молодым медведем, матёрый медведь подвернул к его лёжке. Спокойно шагнув со своего курса вправо, он вышел на лёжку подростка.

– Саш! Он шагнул всего три шага! – изумляется Игорь.

– Ну, – киваю я, – Получается, что он оказался от спящего на своей лёжке нашего подростка – в трёх шагах.

– Всего в трёх шагах! Может, хотел задавить?

– Нет! – возражаю я, – По следам получается, что первым подорвался, с лёжки – подросток! А, матёрый – шёл спокойно, до последнего следа! Смотри – вот! Он, просто завернул на его лёжку. Из интереса…

Следы на снегу показывают нам, как матёрый медведь спокойно обнюхал следы молодого медведя и потоптавшись на его лёжке, продолжил свой путь дальше, вниз по склону. Тропить дальше, горячий след уходящего от нас подростка, для нас – смысла нет, и мы сворачиваем на след матёрого зверя…

Этот медведь валит, всё вниз и вниз. Мы тоже шагаем вниз, рядом с его когтистыми, снежными следами, всё прямо вниз по склону…

На крутом, снежном склоне среди редкого березняка, медвежьи следы подводят нас к странному жёлобу в снегу. Сантиметров двадцать глубиной, он проложен прямо вниз по склону, на добрые тридцать метров! Мы стоим и смотрим на жёлоб.

– Саш! Это что такое? – недоумённо спрашивает Игорь.

– Чёрт его знает! – я недоумённо вздёргиваю вверх плечи.

Я приседаю на корточки и с интересом, трогаю пальцами плотную, снежную стенку жёлоба. Я медленно шагаю вдоль него вниз, осматривая всё вокруг…

Вот и конец жёлоба. Он заканчивается… нормальными, медвежьими следами! И тут, меня осеняет мысль: “Он, тут, ехал!”.

– Он, тут, что – катался?! – недоумеваю я, вслух.

Снежные отпечатки когтистых, медвежьих лап круто поворачивают вверх по склону. Мы шагаем рядом с ними, тоже вверх по склону, читая дальше “белую книгу”…

Поднявшись по склону, медведь, длинными прыжками, бросается вниз! Мы широко шагаем вниз, по снежным следам медвежьих прыжков. Мои четыре шага – один медвежий прыжок…

Снег показывает нам, как, набрав скорость, в прыжке, медведь поджимает свою задницу вперёд и скользит на ней по снегу, чертя новый жёлоб…

– Вот, это, дааа! – недоумённо тянет Игорь, – Он, здесь, на заднице ехал!

– В том-то и дело! – удивлённо соглашаюсь я, – Если б на пузе – на днище жёлоба были бы борозды от локтей и коленок!

В конце жёлоба, внизу, медведь снова разворачивается и лезет вверх по склону…

Вот, это, новость! Я стою и недоумённо смотрю на следы длинных медвежьих прыжков вниз по снежному склону, на прочерченные сверху-вниз, среди заснеженного березняка, длинные и глубокие жёлобы.

– Такой большой медведь, словно мальчишка с рогаткой, катался с горки?! – недоумеваю я, – Ему что – делать нечего было?!