Повторим ещё раз основную мысль: идеальные вещи – это «вещи, которые, будучи вполне «материальными», осязаемо телесными образованиями, всё своё «значение» (функцию и роль) обретают от «духа», от «мышления» и даже обязаны ему своим определённым телесным существованием» [24, с. 193]. Потому-то противопоставлять материальное и идеальное попросту нелепо и бессмысленно. К разряду таких «вещей» относятся слова и вообще все знаки: «Вне духа и без духа нет и слова, есть лишь колебания воздуха» [24]. Например, говоримое или слышимое, написанное или прочитанное слово – «это форма человеческой жизнедеятельности, но существующая вне этой жизнедеятельности, а именно – как форма внешней вещи» [Там же, с. 202], т. е. в графическом или акустическом виде. На это положение Э.В. Ильенкова следует обратить пристальнейшее внимание. Для него значение, получаемое объектом, соотносится не с самим этим объектом в «объективной» действительности, а с деятельностью человека, со способом её осуществления. Именно в деятельности и за счёт неё объект обретает значение и смысл для субъекта, эту деятельность осуществляющего.

Важно понимать, что идеальные вещи, хотя и существуют объективно, «не летают в воздухе» и не существуют как некие отдельности. Идеальное не есть какая-то отдельная «вещь», а есть условие существования другого предмета или других предметов. Поэтому идеальное и не существует в самом этом предмете, а должно постоянно возобновляться как условие беспрерывного воссоздания предмета в деятельности и/или сознании (в деятельности сознания). Среди прочих определений и пояснений Э.В. Ильенков, опираясь на Гегеля, говорит об идеальном как о такой форме деятельности общественного человека, где происходит «снятие внешности», переход природного предмета в предмет труда, а затем в продукт труда [23, с. 173].

Отсюда следует идея «возобновляемости» идеального. «Идеальная форма материального предмета обнаруживается в способности человека активно воссоздавать его, опираясь на слово, чертёж, модель, в способности превращать слово в дело, а дело – в вещь. Материальное становится идеальным, а идеальное – реальным лишь в постоянно воспроизводящейся деятельности, осуществляющейся по схеме: вещь – действие – слово – действие – вещь. В этих постоянных переходах внутри человеческой деятельности только и существует идеальный образ вещи. Идеальное – это бытие внешней вещи в фазе её становления в деятельности субъекта…» [16, с. 35–36].

Здесь мы подходим к очень важной и вместе с тем трудной проблеме. Мы встретились с несколько противоречивой мыслью о том, что идеальный предмет одновременно и существует, и не существует. В самом деле, например, слово, которое я произношу, не изобретено мной самим: и его форма, и его значение выработаны обществом, однако я в момент произнесения слова считаю его своим. Более того, когда я читаю и слышу слово, для меня ясно его значение, именно на него я ориентируюсь, а не на цепочку звуков или графических знаков. Но если значение слова существует в моём сознании, если оно идеально, то как так происходит, что на само слово я ориентируюсь как на нечто, вне меня, отдельно от меня существующее?

Для понимания сути этой проблемы нужно обратиться к понятиям квазиобъекта и превращённой формы.

Первое понятие введено Марксом, а второе – ещё одним великим русско-грузинским философом Мерабом Константиновичем Мамардашвили (хотя сам он был против определения его как русского или грузинского и вообще национального философа; национальные философы невозможны, истина выше нации, говорил он). Он является поистине особым случаем в нашей и вообще в мировой философии. Его иногда называют внуком Платона: его вклад в мировую философию соизмерим с вкладом великого грека, к тому же его деда действительно звали Платон Мамардашвили. Философия М.К. Мамардашвили уникальна, в ней есть гениальные мысли об обществе, о человеке, свободе, бытии, совести, искусстве, а шедевром её являются знаменитые лекции о романе М. Пруста «В поисках утраченного времени». Однако ранние его работы посвящены анализу некоторых идей Маркса.