Противоречие так и осталось тупиковым, безответным, отложенным. До поры до времени. До того самого момента, когда на горизонте замаячил неизбежный срок получения повестки. К тому моменту употреблённое на пользу (в этом он был абсолютно уверен) время студенчества сдобрило посаженные природой семена добродетели, изучением Евангелия и бессмертных трудов выдающихся умов писательства: Дефо, Гюго, Лондона, Достоевского, Толстого, Куприна, Оруэлла, Солженицына, Платонова…; и благородных сердец гуманистов: Мохандаса Ганди, Бертрана Рассела, Александра Нилла, Мартина Лютера Кинга, Грега Мортенсона. И сердце наполнилось радостью, вдохновением, уважением, благодарностью за то, что своими взглядами, намерениями и поступками задели дремавшие, но двигающие скелет и мышцы струны огромного мощного вместилища добродетели, природной чистоты и непорочности – человеческого сердца. И молниеносно вскрыли зубчатость, штыковость действительного устройства цивилизации и отношения людей в рамках такового устройства как к самим себе, так и к остальной природной составляющей мира.

Угнетающе подействовала реальность, вразрез идущая с тем, что провозглашалось в книгах как истина.

Он вспоминал, как с возвышенным одухотворённостью, описанной в книгах, сердцем желал стать похожим чувствами, мыслями, отношением на тех героев, от которых усвоил благонравие. В их созидательном мышлении, стойкости духа он подмечал тот героизм, который постоянно хотел нести в себе, неразрушающий героизм, подлинный.

И вот наступило время – и стало страшно. Дни неуклонно текли, приближая хмурое облако призыва, когда ты сам, по желанию, поднимешься и протопаешь в стены, где каждому признанному годным мальчику, вручат листок с временем прихода в военкомат для последующего отбытия в часть. И ты добровольно идёшь туда, куда бы ни за что не пошёл, не придумай человек гнусного поприща и не признай его обязательным. Обязательным?! Зачем?! Для кого обязательно?! Для меня?! Мне это не нужно. Нужно! Тебе, дурачок, говорят, что нужно, значит, иди. Потом ещё спасибо скажешь, а то и останешься.

А между тем дважды было прочитано священное писание; дважды прочитано, но не пройдено. Однако что-то отложилось в голове, что-то разрослось, как только память предъявила отдельные, не связанные между собой картины-события прошлого, подтверждающие отдельные наставления сына человеческого

«А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёю, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись; потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным. Но да будет слово ваше: „да, да“; „нет, нет“; а что сверх этого, то от лукавого».

«Не клянись вовсе. Никому и ничем! Ибо это от лукавого». А у нас воспета клятва, окрашена в торжественные цвета праздничного ритуала доблести и чести. Славные понятия, но приложенные к войне и ассоциируемые с ней, с подвигом. И в большей степени это подвиг истребления, а не самопожертвования. Поклявшись, человек обязуется по собственному желанию всегда следовать тому, в чём клялся. Несмотря ни на что. Это высший договор, и отступление – такое же высшее нарушение – клятвопреступление.

Почему Иисус заповедал запрет? Не оттого ли, что клятва неразрывно связана с душой? Не оттого ли, что клятва – душа. Поклявшись кому-то, ты передаёшь душу, своё целое, часть совести, своей совести, в пользование другому, другим.

Леонид никогда не собирался никого убивать. Ни ударить, ни плюнуть, ни оскорбить, ни наказать – никогда! Никого! Поэтому и к службе имело место относительно нейтральное отношение, нежелательное из-за обязательности, но ни негативное. «Побегаю, постреляю в мишени и всё», – так казалось ему. О том, чтобы оставаться на контракт и дальше поглаживать автомат, и мысли не было. Нежелательная, но с которой можно примириться, перетерпеть, забава.