– Нет-нет, – парень уже задыхался в пароксизме нахлынувших эмоций, всё настойчивее возбуждая её естество пальцами. – Ты просто немножечко забыла…
– Забыла, потому что нечего было помнить! – Зло выпалила Бет, отталкивая настойчивого кавалера.
Тот не удержался на ослабевших ногах и упал на пол.
– Неужто ты думаешь, что воспоминания о вонючем Самуэле стоят, чтобы дорожить ими?!
– Слышал-слышал о твоих воспоминаниях. Абигайль всем рассказывала и смеялась вволю. И вправду, ты – дурочка! Понимаю, привиделось в бреду что-то.… А уж чтоб верить в такое?!.. – Джастин полыхал злостью неудовлетворённого желания. – Дура! Убогая дура! – В глазах его ярким пламенем разгорался опасный огонь, повествующий о полной потере контроля над собой.
Элизабет не размышляла более – ухватив первое попавшееся под руку, бацнула парню в лоб.
Джастин пошатнулся, побелел лицом и прошипел:
– Дура-а-а…– сапоги его затопали по полу; дверь грохнула натужно, со скрипом и воцарилась тишина.
Взглянув на массивный окорок в своей руке, Бет весело засмеялась. Чудо, что она не угробила дядькиного работника до смерти. Теперь не появится до самого возвращения хозяина. Ну и славно!
Вот только разбуженная нахальными пальцами парня чувственность отозвалась в теле томлением и ярко вспыхнувшей злостью на себя, на своё предательское естество, требующее своей порции необходимого удовлетворения.
Бет пнула попавший под ноги куль муки с остервенением; и продолжала пинать, пока из образовавшейся прорехи не потекла белая струйка.
Прекрасно! Ещё один повод схлопотать оплеуху. Элизабет ухватила грубые ушки и потянула ношу на склад. Ничего, она поставит куль к самой стенке, и всё свалит на прожорливых крыс.
___________________________________________
*** Молодые люди подъехали к хозяйству г-на Лемаха быстрым галопом. Раскрасневшиеся щёки Вареньки цвели наливными яблочками, а душу переполняло веселье от чудного солнца, чудного сладкого воздуха, чудного Петеньки – от чудного состояния молодости и здоровья.
– Идёмте, Петя, враз к Атаману, – попросила барышня, спрыгивая с лошади прежде, чем её кавалер сумел похвастать галантностью манер и предложить свою помощь.
– Отчего же враз к Атаману? – нахмурился Пётр. Его сердило благоговейное трепетание девушки перед скакуном, несомненно, достойным внимания – но и только. – У батюшки много иных лошадей. Ветерок – куда как хорош! И Чайка тоже.
– Ну, хорошо, – покладисто согласилась Варя. – Идёмте смотреть Чайку.
Её фиалковые глаза хитренько блеснули: от Чайки рукой подать до любезного сердцу Атамана.
Всё сложилось совсем не так, как они рассчитывали. Около Чайки толпилась целая куча народу. Несколько господ в парадном облачении, как будто явились на светскую вечеринку, а не в конюшню и сам Георгий Феоктистович во главу угла. Два конюха придерживали за узду разгорячённого вниманием животного, косящего антрацитовым глазом несколько настороженно и опасливо.
Деться было просто некуда; не бежать же трусливыми зайцами, подставив спины взглядам – недостойно и стыдно.
Варенька твёрдо печатала шаги, приближаясь к господам, и лишь тихонько предупредила Петрушу:
– Не вздумайте в знак почтительности скинуть цилиндр.
– Как можно! – Петя вознегодовал. – Все решат, что я – неотёсанный провинциал!
– Вы что же, хотите, чтобы провинциалкой прослыла я одна?
Девушка живо представила, как снимает головной убор и туго сплетённая коса вываливается на её спину, вызывая шок у присутствующих.
– Или прикажете мне сразу сделать книксен?
Пётр смутился: он не подумал о непривычном виде своей спутницы.
– Как же мне представить вас? – растерянно пробормотал он.