Севиюс очередной раз почувствовал себя Предателем искусства.

– Кстати, тебе предстоит еще говорить с директором. Что ты там ему в сочинении по психологии написал, это надо было до такого додуматься:

…Родители у меня Психоделики, а я Санздвиник…

– Сколько раз я тебе говорила, не подключай свою фантазию к серьезным вещам, тем более она у тебя очень и очень больная.

– Ну, серьезно, что за ерунду ты написал? – чуть улыбнувшись, сказала Завуч, немного поменяв тон на жалостливо-добрый. – На следующем уроке психологии тебе придется ему рассказывать о новых придуманных тобою направлениях психических расстройств.

Прозвенел звонок на урок.

– Ладно, иди на урок.

Севиюс вышел из кабинета.

– И давай мне заканчивай со своим умничинством, слышишь? Ни к чему хорошему это не приведет, – прокричала вслед завуч.

Уже давно никто не видел улыбки на лице Севиюса, он ни с кем, ни о чем не говорил, и даже не срывал уроков. Он летал где-то далеко от земли, и наяву жил словно во сне, это бросалось в глаза. Что с ним происходило, интересно было любому кто его знал, особенно особам женского пола. На уроках Севиюс что-то писал и черкал, а на переменах рвал бумагу на мелкие кусочки и разбрасывал по ветру. Много курил, стал часто выпивать, дрался и выкидывал необъяснимые номера. Его что-то мучило и мучило очень сильно. Однозначным было то, что сердце парня гибло, у него просто ехала крыша.

Слова в сочиненных им песнях можно было назвать курсом молодого мертвеца. Музыка стала жесткой. Картины еще темнее и непонятнее. Он перестал доверять родителям, друзья стали казаться врагами, незнакомым девушкам на попытки знакомства отвечал грубостью. Он отбросил людей от себя на довольно далекое расстояние и в итоге, когда ничего и никого уже не осталось, он возненавидел и себя самого.

Излишнее спокойствие Севиюса, легко порою обращалось в излишнюю вспыльчивость. Казалось бы, не уделяемое им внимание ко всему тому, что происходило вокруг него и чаще всего касавшееся его, являлось неотъемлемым фактом, фактом, не поддающимся изменениям. С уверенностью могу сказать, что это совершенно не так.

Реакция на все не нравившееся ему была всегда почти мгновенной, но прекрасно скрытой им в глубоких недрах его души. Но именно любовь, рожденная в его сердце, порок названный именем любимой девушки разоблачал всю его поэтическую силу. Это человек, видевший во всем и во всех – объекты, созданные только для того, чтобы воевать с ними, всегда быть против них. Окружающий мир стал его заклятым врагом. И покинуть его стало привычной для него мыслью, оставалось только дождаться момента, когда чаша его бесконечного терпения наполнится до краев. В итоге, придуманная им война постепенно теряла смысл и заставляла его переживать неприятные обстоятельства. Учителя принимали меры, которые для Севиюса никакой роли уже не играли. Завуч, которая вела уроки педагогики, однажды после урока попросила Севиюса остаться, побеседовать:

– Я догадываюсь, что с тобой происходит. Только давай на чистоту, я тебе обещаю, что весь разговор останется только между нами. Я хочу, чтобы ты мне доверился.

– Скажи мне честно, на чем ты сидишь?

– На стуле, – ответил Севиюс.

– Ладно, перестань, я все знаю! Лучше скажи правду, я помогу тебе, поверь, у меня есть хороший знакомый, он врач нарколог. Я поговорю с ним, он поможет…

В итоге она рассказала о себе и своих друзьях, знакомых, о своей жизни, но о нем так и ничего не узнала. Севиюс вышел из класса лишь тогда, когда почувствовал усталость. Завуч останавливать его не стала, видимо поняла, что переборщила, а вдруг он вовсе не наркоман.