Первое впечатление не всегда бывает неверным или обманчивым, иногда ему можно доверять. Сколько дней и недель этот дом встречал меня теплом, вкусной едой и радушием! Мне не было дела до того, что квартира Сони оказалась тесной и заставленной грубоватой, тяжеловесной мебелью постперестроечного периода, и единственной современной вещью здесь был плоский телевизор с широкой диагональю (он висел в комнате Сони).

Наоборот, в роскошной, богатой обстановке (вроде той, что показывают в сериалах о красивой жизни) я бы чувствовала себя чужой, ненужной – как будто зашла не туда или ошиблась адресом. Я бы не смогла найти в ней себе места.

Поставив у входной двери сумку с вещами, я сняла свою истоптанную, старую обувь, неловко спрятала ее за шкаф – подальше от глаз – и прошла в комнату вслед за моей попечительницей.

– Здесь живу я! – громко объявила Соня, поворачиваясь налево и направо, словно демонстрируя изысканную, богатую обстановку, которой можно гордиться. – Но ты можешь заходить, когда захочешь, и смотреть телевизор.

– Я не смотрю телевизор, – ответила я, уставившись на большой плоский экран, вмонтированный в стену.

– Никогда?! – искренне удивилась Соня, скрестив руки на груди.

– Никогда, – подтвердила я.

– А как же узнать, что в мире делается?!

Я опустила взгляд, и Соня ответила вместо меня:

– А-а-а! Интернет! Только у меня нет компьютера, поэтому тебе придется обойтись телевизором.

Я ничего не сказала, вспомнив совет Лидии Ивановны по поводу скромности – сейчас было не время говорить моей попечительнице о том, что я хочу иметь свой смартфон с выходом в интернет, пусть даже устаревший и подержанный.

«Вот было бы здорово, если бы она сама об этом догадалась», – подумала я, в глубине души понимая, что это маловероятно.

Соня подошла к окну, чтобы открыть плотные шторы, закрывающие свет, и я не спеша оглядела ее комнату. Напротив телевизора располагались два мягких кресла едко-зеленого цвета. Между ними стоял низкий журнальный столик, на котором пылились вазочка с несвежим крекером, стопка потрепанных женских журналов и яркий рекламный буклет, предлагающий незабываемый отдых на Черноморском побережье.

Слева от окна стоял большой платяной шкаф, а справа – сервант с бокалами, стопками и сервизами. Диван такого же едко-зеленого цвета, как и кресла, прижимался к стене у самого входа в комнату. Он служил Соне и кроватью, и местом для досуга.

– Ты любишь соленые рыжики? – неожиданно спросила Соня.

– Не знаю, – смутилась я.

– Скоро будем ужинать, вот и попробуешь! – весело ответила моя попечительница, сообразив, что в детском доме нас не баловали деликатесами.

Признаюсь, запах жареной картошки с укропом возбудил мой неумеренный подростковый аппетит, и я была бы не против сначала заняться ужином, а потом продолжить экскурсию, но Соня решила иначе.

– Пойдем в твою комнату! – сказала она и пропустила меня вперед.

Я вошла в маленькую вытянутую комнату, расположенную напротив коридора, и увидела узкую, покрытую пледом кровать, похожую на ту, что я оставила в детском доме. У окна стоял письменный стол с матово-розовой настольной лампой, а рядом с ним – небольшой стеллаж с пятью полками, на которых меня поджидали несколько толстых книг.

– Я подумала, что тебе не помешают романы, которые я любила в студенчестве, – сказала Соня, направившись к полкам.

Я подошла ближе и заметила два романа Достоевского в твердых темных обложках: «Преступление и наказание» и «Бесы».

– Мы скоро будем читать «Преступление и наказание» в школе. Спасибо! – от всего сердца поблагодарила я.

– Не за что! Теперь они твои.