Мы с Сенькой со всей искренностью, на какую только были способны в данный момент, приложив для убедительности обе руки к груди, клятвенно стали заверять его, что мы – могила. Поняв некоторую двусмысленность слова «могила» в данном контексте, быстро поправились, уверяя перепуганного монаха, что ни боже мой, ни в коем разе, и вообще, ни-ни! Брат Иов только начал немного успокаиваться, как сестрица возьми, да и спроси:

– Брат Иов, а как же ваша секретность вяжется с тем, что тут из историко-архивного института люди работали с этой книгой?

Архивариус сокрушенно вздохнул и проговорил с легкой тенью досады:

– Не знаю, откуда взялись эти люди… Говорят, с благословения самого митрополита. Но я думаю, что он допустил большую оплошность, пустив в наши хранилища посторонних людей… – Он, словно споткнувшись, опять испуганно заморгал своими коротенькими ресницами и поспешно затараторил: – Но кто я такой, чтобы обсуждать или давать оценку святейшим отцам церкви нашей. – И добавил уже более спокойно, почти обыденно: – Простите… У меня еще плохо получается изжить в себе ученого. Да, что там, греха таить. Я ведь, несмотря на монашеский постриг, так и остался в большей степени ученым, чем монахом. Думаю, и пострига-то я удостоился только потому, что нужно было кому-то разбираться со всем этим хозяйством… – Он обвел любовным взглядом обширные книжные полки. – Но знаете, я не жалею. Здесь для любого изыскателя открывается целый мир, доселе неведомый никому… – И он вдруг мечтательно улыбнулся, словно сбылась его самая сокровенная мечта.

Я, было, так сказать, под шумок, пока брат Иов пребывал в таком расслабленном, склонном к разговорам состоянии, хотела задать еще вопрос по поводу этого загадочного братства, который мог бы приблизить меня к тайне ключа. Но тут опять влезла Сенька (вот же, неугомонная!):

– А скажите, как все это… – Она тоже, как совсем недавно брат Иов, обвела взглядом книжные полки, – ну, я имею в виду, волховство всякое и информация о нем, как это согласуется с нашей христианской церковью, которая, насколько я знаю, почитает подобные вещи за ересь, если не сказать, за грех?

Ох ты, Господи!!! Куда же это тебя понесло, родная?! Я чуть от досады не плюнула, приготовившись, что брат Иов, если нас и не выгонит тут же, то сам сбежит от подобных вопросов. Но, видимо, наши разговоры и впрямь разбудили в нем ученого, потому что он с мудрой и слегка насмешливой улыбкой ответил:

– Вы же не думаете, что в хранилищах Ватикана хранятся только те документы, которые относятся к католической вере? Все это – наша история. И если мы хотим понять, что нас ждет в будущем, мы должны как можно лучше понять и изучить наше прошлое…

А я подумала, что очень ошиблась в своей первой оценке этого маленького, похожего на незаметного мышонка человечка. В нем сейчас чувствовалась та самая сила духа, коей всегда был славен наш народ. Он даже как-то вырос в моих глазах, став похожим не на бестолкового, запуганного грызуна, к чьему семейству я отнесла его поначалу, а на мудрого, очень уставшего и старого ворона.

Мы немного помолчали, каждый обдумывая свое. И я, наконец, решила задать ему вопрос, который смог бы нас приблизить к разгадке ключа. Я уже, было, открыла рот, собираясь спросить, как взгляд архивариуса стремительно переместился мне за спину, и я услышала глубокий голос отца Андрея:

– Ну что, матушки мои… Удовлетворили ли вы ту жажду знаний, которая привела вас в нашу обитель?

Брат Иов так посмотрел на нас, что мы, не раздумывая, чуть ли не хором с сестрицей, стали благодарить благочинного за возможность прикоснуться к знаниям и бла, бла, бла… Взгляд отца Андрея был строг и проницателен, но «голубые глаза» нас с Сенькой выручили. Честнее и безмятежнее взглядов даже представить себе было невозможно. Кажется, они вполне успокоили вопрошающего, хотя напряжение, запрятанное в самой глубине его глаз, никуда не делось. Весьма в вежливой форме он нам намекнул, что пора бы и честь знать, что, мол, устав в монастыре предусматривает свое жесткое расписание, и дабы не нарушать его, нам следует удалиться. Мы, поблагодарив брата Иова за потраченное время, посеменили за благочинным к выходу. Оглядываться я не стала, чтобы не вызывать ненужных подозрений, но затылком чувствовала, как брат Иов смотрит нам вслед с немой просьбой во взгляде.