По окончании службы мы первыми вышли из церкви и уселись недалеко от входа на скамеечке, которая уютно разместилась под кустом зацветающей рябины. Вскоре в дверях церкви показался отец Андрей. Мы соскочили с места и с сиротским видом двух заблудших грешниц, которые остро нуждались в срочном покаянии, уставились на благочинного. Брови у отца Андрея слегка приподнялись, выражая тем самым степень его удивления от нашего здесь появления. Но и только. Размашисто, но без излишней суеты, он зашагал к нам навстречу. Не доходя нескольких шагов, проговорил своим глубоким, я бы даже сказала, обволакивающим голосом, пряча сдержанную улыбку в бороде:
– Матушка Евдокия… И вы, Августа Николаевна… Счастлив видеть вас у нас. Каким благим ветром вас к нам занесло? Неужто, какие проблемы с нашими изделиями приключились?
Сенька, чуть выступив вперед, широко улыбнулась, как старому другу, и ответила, подстраиваясь на ходу под интонации отца Андрея:
– Господь с вами, батюшка… С вашими изделиями все в полном порядке. Торгуем помаленьку. А привело нас, прости, Господи, обычное любопытство. – И тут же быстро поправилась: – Или не так… Любопытство – чувство суетное и недостойное. Скорее, любознательность. Так будет правильнее…
А я чуть рот не открыла, несколько удивленная такими речами сестрицы. Нет, разумеется, я не думала, что в ее лексиконе только нецензурная брань. Но чтоб так… Что называется, «высоким штилем»… Честно скажу, не ожидала.
А Сенька продолжала разливаться соловьем, как по писанному:
– Сестра моя вот, донесла до меня сведения о том, что в ваших архивах появилась какая-то старинная библиотека, найденная в подвалах монастыря. И что даже над ней уже работают какие-то ученые с благословения самого митрополита. Вот об этом-то мы и хотели поговорить с вами, если, конечно, у вас найдется для нас немного времени. – И она обворожительно, но, разумеется, не выходя за рамки, положенные в таком месте, как это, улыбнулась.
Отец Андрей смотрел на нас с некоторым удивлением, видимо, пытаясь понять, что это на нас накатило. Он даже высказался как-то невнятно на эту тему, пробурчав:
– Похвальная любознательность к истории родного края. – Потом, спохватившись, проговорил поспешно: – Что же это, мы тут стоим! Пойдемте в трапезную, чайком побалуемся. Там все и обсудим… – И сделал приглашающий жест рукой, следовать за ним. Но в его голосе, когда он говорил о нашей «похвальной любознательности», мне послышалось некоторое напряжение. Или нет?
Отец Андрей пошел с Сенькой впереди, мило беседуя о том, о сем. А я чуток приотстала. По вполне себе банальной причине. Камешек в туфлю заскочил и натирал, зараза, ногу. На мою задержку никто внимания не обратил. Зато я обратила внимание на очень напряженную спину благочинного. Будто он подсознательно ожидал сзади удара ножом. Такое напряжение бывает у охотников, лежащих в засаде и ожидающих, когда кабан-секач выскочит прямо на них (не понаслышке об этом говорю). Не знаю, с какого такого перепуга я обратила внимание на подобную мелочь. Тем более, что я была уверена в боевом прошлом отца Андрея. Нет… Все точно катится к диагностированию у меня паранойи! У меня уже монахи стали подозрение вызывать! Глупее и придумать ничего невозможно!! Это мне первая Дуська пыталась мозги прочистить. А вторая Дуська, как нашкодивший кот, «слушала, да ела», как говорится. Несмотря на все громкие возмущения первой Дуськи, решила держать ушки на макушке, монастырь это или не монастырь, и за отцом Андреем понаблюдать повнимательнее. На что Дуська первая только сокрушенно вздохнула, безнадежно отмахнувшись, мол, делай, что хочешь, раз такая умная! Вы только не подумайте, что я стала подозревать священника, и не просто священника, а монаха (!), в каких-то злых (упаси, Боже!) намерениях. Но мне показалось (подчеркиваю, что именно показалось), что отец Андрей, как говорится, в теме. Или, по крайней мере, знает что-то большее, чем просто хочет показать.