– В общем… Есть два пути. Первый: выкинуть этот ключ и забыть все, как страшный сон. Тут есть один минус. Боюсь, Сташевский в такое вряд ли поверит. И мы все равно будем, так сказать, под прицелом его внимания. Есть, конечно, вероятность, что походит, походит, да и успокоится. Но в такое счастье я поверить не могу. Кстати, так же, как и он, ни за что не поверит, что мы знать ничего не знаем. Скрывается за этим ключом какая-то тайна. А то, что, владея им, мы ни сном, как говорится, ни духом, этого типа мы вряд ли сможем убедить. – Я немного помолчала и продолжила уставшим голосом: – Второй вариант намного труднее, но и результат… В общем… Нужно узнать, что это за тайна. Почему бабулька в церкви отдала этот треклятый ключ именно мне? Кто она, вообще, такая, что владела им? И тогда мы пойдем по опасной дороге, но, по крайней мере, пойдем с открытыми глазами. И, кстати, неплохо было бы выяснить, что это за Журавлиное братство такое. – Закончив, я выдохнула: – Ну вот… как-то так… Теперь ты знаешь все. Что скажешь?

Сенька смотрела, не отрывая глаз, в свою чашку, словно там, на пресловутой кофейной гуще, хотела обнаружить ответы на все вопросы. Я терпеливо ждала, не торопя сестрицу. Понимала, что переварить такое в один миг не очень просто, а уж тем более принять какое-либо конструктивное решение. Я уже чуть не начала дремать, когда Сенька, наконец-то, оторвавшись от созерцания кофейной гущи, глянула на меня волком, да как рявкнет:

– Вечно тебя тянет… не пойми куда!!!! (по понятным причинам, я заменила не совсем цензурное выражение, не желая компрометировать интеллигентный образ сестрицы, на «не пойми куда»)

От неожиданности я подскочила на месте и схватилась за сердце, а в двери просунулась голова Игорька с перепуганными глазами. Охранник цепким привычным взглядом окинул весь кабинет и шепотом спросил:

– Евдокия Сергеевна, у вас тут все в порядке?

Я, замахав на него руками, зашипела торопливо:

– Все… Все в порядке! Иди, иди, Игорек… – А затем сердито пробурчала сестре: – Чего горланишь, как отставшая от поезда? Охрана вон и то переполошилась. Сейчас-то чего уж орать, когда все случилось?! Сейчас думать нужно, а не орать…

Сенька, суровости поубавив, никак не реагируя на мои замечания, хмуро спросила:

– Надо полагать, тема «наша хата с краю…» тебе не глянется?

Я хмыкнула:

– А было время, когда глянулась? Чего глупости-то спрашиваешь? Я, вроде бы, все внятно объяснила. Теперь поздняк метаться. Если уж совсем коротко, сейчас осталось только решить, как головами рисковать будем: за дело или за просто так. Я считаю, уж если башка на плахе, то лучше тогда за дело. А за просто так – обидно будет.

Сенька сверлила меня своими зелеными глазищами некоторое время, изображая генерала, у которого перед самым парадом какая-то падлюка свистнула фуражку. Причем, этой самой падлюкой, вроде бы, я и была. Надо полагать, ничего для себя не высмотрев, тяжело вздохнула, будто шарик сдулся, и потерянным голосом проговорила полувопросительно:

– Я правильно понимаю, что ты для себя все решила?

В ее голосе была слышна даже некоторая обида, что я «все решила». Я попыталась объяснить:

– Да пойми ты…! Сейчас уже мое «решила» или «не решила» ни на что не повлияет! Даже если мне под ногти начнут иголки загонять, а я при этом начну клясться, что ничего тебе не рассказывала и ты, вообще, не в курсе, во-первых, мне все равно, никто не поверит, зная наши отношения, а, во-вторых, даже если и поверят, тебя могут легко использовать как предмет шантажа, понимая, как ты мне дорога. Другими словами, ты для меня и есть то самое «слабое место», через которое им будет проще получить желаемое. – На Сеньку было жалко смотреть. Она вся сникла как-то и даже осунулась от переживаний.